Теперь это совсем не напоминало бешеную скачку ночью, когда девушка билась под ним, как необъезженная кобылица или выброшенная на берег рыба. Теперь она реагировала на каждое его движение чуткой, нервной дрожью, а он, понимая, что любое необдуманное действие собьет ее, оттолкнет от него, был предельно внимателен. Ее руки ласкали его спину, то страстно притягивая, то почти отталкивая, они двигались в ужасной, чудесной нерешительности, заставляя его сдавленно стонать. Она раскрывалась перед ним, тут же отступая, и ему казалось, что он плывет вверх по течению бурной тропической реки в поисках истоков, таящихся где-то глубоко в темных, влажных, угрожающих зарослях. Но вот на какое-то время сладостный бой замер. Руки ее ослабели, бедра безжалостно обмякли, их животы сомкнулись, а из ее горла, сквозь стиснутые зубы, вырвался странный, чуть слышный свист. Он отдыхал. Затем снова возобновил поединок. Никогда прежде он не был столь чуток, столь решителен и столь жесток. Ночью она шла за ним, теперь он – за ней, с твердым намерением довести ее до конца, завоевать, пусть даже сердце его разорвется, когда в момент блаженства она выкрикнет его имя. Это казалось важнее и неизбежнее, чем извержение семени. Никогда налитый кровью член не мучил его так сильно, а те участки кожи, которые, коснувшись, покидали ее руки, почти мгновенно замерзали. Она обхватывала его шею, как утопающий, и при этом не произносила ни звука, она безмолвствовала как ребенок, набирающий воздух для крика еще до того, как удар настигнет его и неизбежность падения станет очевидной. А он безжалостно и упорно гнал ее, торопя конец и не понимая, движется ли ее тело с ним заодно, настолько плотно с ней слился. Кровать сотрясалась и стонала под ними. Ее руки словно обезумели, они перелетали с его шеи на плечи, оттуда – на грудь, она билась под ним, стремясь то вырваться, то слиться еще полнее. Ее руки наконец осмелели, они сжимали его послушное тело, лаская, царапая, обжигая.
Прошла целая вечность, прежде чем он ощутил, что она гладит его волосы, и заглянул ей в лицо. Она улыбалась задумчиво и смущенно.
– А ну-ка слезай с меня, белокожий великан. Пошевелиться не могу.
Измученный и усталый, он поцеловал ее нежно и спокойно.
– Сначала скажи мне что-нибудь.
Она поглядывала на него лукаво и насмешливо – взрослая женщина, напоминающая, тем не менее, маленькую робкую девчонку.
– А что ты хочешь знать?
Улыбаясь, он легонько встряхнул ее.
– Ну же. Скажи.
Она поцеловала его в кончик носа.
– Со мной такого никогда не было, ничего подобного.
– Никогда?
– Никогда. Что-то получалось, но нет… такого – никогда. – И прибавила: – А тебе было хорошо со мной?
– Да. Да. Никогда не покидай меня.
– Дай-ка мне встать.
Вивальдо откинулся на спину. Ида выбралась из постели и пошла в ванную. Он провожал взглядом это рослое, серебристо-коричневое тело, принадлежащее теперь ему, пока оно не скрылось за дверью. Из ванной донесся шум воды, потом заструился душ. Вивальдо провалился в сон. Проснулся он около полудня, Ида, стоя у плиты, напевала.
Она перемыла всю посуду, подмела кухню и развесила его одежду. А теперь готовила кофе.
Книга вторая
Со дня на день
1