Другая страна. Часть 2

— Ты на остальных посмотри, — давясь от смеха, сказал Дан. — С каким интересом они смотрят.

— Зря вы так, — неожиданно сказала Геула. — Все себя так ведут и вся жизнь такая. Хоть на наших депутатов посмотреть. Очередной победитель на выборах стучит себя в грудь с ревом и поливает проигравших. Вот он-то самый умный и лучше всех знающий. А как оступится, сразу набегают, чтобы сожрать и на отполированный предыдущими задами стул влезть. И, главное, все заботятся о народе. Вот только каждый эту заботу понимает по-своему. Многие и собственный карман не забывают.

— Э… — сказал я. — Что это ты такая серьезная? У нас выходной, ну их всех, с ихней заботой о нас.

Что, Яир?

— Папа, а почему там нет волков?

— Ну, они спят, наверное. Они ночные хищники.

— Это те, кто ночью охотится?

— Точно. Вроде Тигра.

Он удовлетворенно кивнул и начал разглядывать обезьян.

— Слушай, — говорит Геула, — вот как ты у себя в доме можешь терпеть эту чокнутую скотину?

— Ты ничего не понимаешь. Это еще кто кого терпит. Дов нашел его на улице. И было ему на вид пару недель. Такой трогательный черно-белый полосатый кошачий комочек, с только что открывшимися глазками. Все мое семейство дружно заявило, что нельзя же бросить его умирать. И вообще, сю-сю-сю и кис-кис-кис. Его так интересно было гладить, он такой пушистый. Вот посмотрите, как он поднимает лапку, чтобы напугать. Ясное дело, почти тигр, только маленький. Вот и назвали Тигром.

И вырос у нас единственный в мире сторожевой еврейский кот, весом в десяток килограмм и вот с такой харей. Он убежден, что дом принадлежит ему, и всех посторонних гоняет. Собак, кошек, людей. Встанет на пороге, надуется и явно готовится броситься. Мы специально звонок на калитке приделали, чтобы особо пугливые не заходили. Хотя и храбрые не всегда готовы вступать в поединок. Но это на людей. А на котов и на большинство собак кидается сразу, без малейших раздумий. Тут надо быть натуральным волкодавом, чтобы он не бросился. Уже и ему ухо порвали и зашивали несколько раз, все равно он должен доказать кто главный в округе.

Нас он терпит, как приложение к дому, которое его должно кормить и гладить. Гладить он милостиво позволяет, когда настроение хорошее. А кормить обязаны, иначе начнет противно орать. И ведь такой симпатичный, с виду, если не знать. Но охотник настоящий. Регулярно приносит в спальню дохлых крыс — похвастаться.

— Нашел, чем гордиться, — с чувством сказала она. — Утром просыпаешься, а под носом такая вот гадость.

— Зато такого, как у нас, ни у кого нет. А если дети дергают его за хвост, он встает и с достоинством уходит. Никогда не пытался поцарапать или укусить.

А почему у оленей тоже клюв? — интересуется Яир.

— Клюв? — не понял я. — Какой еще клюв? А! Ты про клетку (на иврите клюв — это как раз клетка для животных). Так если они разбегутся, могут под машину попасть. Тут же город, а не лес.

— Слушай, — говорит Геула, — столько лет прошло, а все равно, бывает, скажут что-нибудь, а я еще с русского на иврит не переключилась и у меня это вызывает идиотский смех. Как, мой начальник, заходит и сообщает, что он сильно большой мудак. Я прекрасно знаю, что он говорит о своей озабоченности, но ведь он и есть мудак. А вот ты уверен, что Анна по-русски не понимает?

— Ну, она столько лет с меня кровь сосет, что наверняка стала наполовину русской… А что?

— Да, — отвечает она смущенно, — я тут на днях Иордану воспитывала… Ну, знаешь, как обычно говорят, не будешь слушаться, оставлю тебя тете Анне…

— Нашла чем пугать, она только довольна будет с Яиром остаться.

— Да, но Аня на меня так посмотрела…

— Есть как раз хорошая история про знание языков, — вмешался Дан. — Я сейчас заканчиваю виллу для нашего генерала ВВС, ну вы знаете… Приехал он поздно вечером посмотреть что ему там построили. Все рабочие уже ушли, один сторож остался. С Яковом, который из Румынии, все знакомы? Сложно не знать человека в деревне на 500 домов.

Выглядело это так… Он, естественно, хозяина никогда не видел. Сидит, бдительно охраняет имущество. Приезжает непонятный мужик и что-то хочет. Яков, ему сначала на румынском, а потом на идиш поясняет, что нечего тут ходить. Мужик что-то говорит на иврите. Яков ничего не понял и на всякий случай берет в руки лопату и внимательно смотрит, куда бить надо, если тот полезет на охраняемый объект. Тот снова что-то говорит непонятное на государственном языке. Кто ж ему виноват, что Яков второй год как из Румынии и, вместо того чтобы учить иврит, вечно где-то работает, чтобы кормить своих пятерых малолетних и больную жену. Тут Яков не выдерживает и посылает его во все дырки. Мужик выслушал, повернулся и ушел. Утром звонит мне и такой обидой говорит: «Если я из Ирака, это еще не значит, что я вашу русско-идишскую ругань не понимаю. Сам кого хочешь послать могу!

— Что, устали? — спросил я у последней клетки. — Ну, все посмотрели? Понравилось? Вот и хорошо, пойдем посидим, мороженное поедим.

— Кажется, тебе уже будет не до мороженного, — сказал Дан, глядя мне за спину.