Толпа под израильскими знаменами и с херутовскими лозунгами в руках, медленно надвигалась.
– Стой! Кто тут старший? – заорал я.
Подошли несколько человек, не имеющих между собой ничего общего. В нормальной обстановке субтильному польскому интеллигенту, здоровенному рабочему в спецовке, с обожженным лицом и йемениту с пейсами совершенно нечего было делать в одном строю.
– В чем дело, майор? – спросил поляк. У нас есть разрешение на демонстрацию, мы ничего не нарушаем.
– Вон, с той стороны, – показал я, – идут прямо вам навстречу коммунисты с мапаевцами. Через два квартала вы столкнетесь. Ничего хорошего на такой узкой улице из этого не получится, даже если все будут вести себя замечательно. Сворачивайте на Кинг Джорджа и идите себе спокойно. Арик! Вон того, в кожаной куртке, взять!
Солдаты кинулись к парню, отшвыривая людей. Хорошая реакция. Он не успел понять, в чем дело, как был выдернут из толпы. При этом полы куртки распахнулись. Значит, не показалось.
– И зачем тебе обрез? – ласково спросил я, проверяя, заряжен ли он. Похоже самодельная дробь. – Ты, в кого, сука, стрелять собирался? И со всей силой заехал ему между ног ботинком. Парень свалился, взвыв.
– Этого в автобус, к полицейским, и оформить по всем правилам. Может в тюрьме поумнеет. Ну, чего тебе не понятно? – спрашиваю у топчущегося рядом работяги. – Сейчас мы… вломим от всей души, всем кто полезет… короче, пиз. лей на всех хватит, так идите другой дорогой, чтоб не наваляли не тем случайно.
– Ты меня не узнаешь? – спрашивает он неожиданно по-русски.
– Не помню, – пожимаю плечами, – лицо вроде знакомое, но не помню.
– Я Гутман Александр. Механик – водитель из танковой роты. Октябрь 1944 г.
– А, вспомнил! Единственный уцелевший из экипажа! Арик, бумага у тебя есть? Дай сюда! На, запиши мне свои данные, где ты живешь. Когда это все кончится, я тебя найду.
– Ты не подумай мне ничего не надо, я просто спросить хотел, не нае… нас? Дадут жилье?
– Откуда я знаю? Так или иначе, все равно нае… А дома есть. И селить там будут. Если выбор будет, просись в города ближе к центру – Калькилия, Шхем, Рамалла. Там с работой легче будет. Освобожусь от этого бардака – найду тебя.
Есть люди, которым ты должен, даже если они так не думают. Из всей их танковой роты, он единственный остался живой. Остальные сгорели. А если б не они, моя рота лежала бы там, в Венгрии. И я вместе с ней. А его бы я, конечно, не узнал. Погибшего лейтенанта, командира роты помню, а водителя нет. В памяти осталось только черная фигура в комбинезоне, с которой сбивали огонь.
Улицу мы перегородили колючей проволокой, хорошо еще, что никому не пришло в голову ее расширять. Домов, наверное, жалко было. Так что навалиться на нас всей массой они не могли, иначе бы просто задавили числом. Зато задние не видели, что делается впереди и постоянно толкали в спины, желая пройти. Соломон сорванным голосом призывал в, очередной раз, разойтись и соблюдать спокойствие. Толпа хором скандировала лозунги о всеобщем счастье и правительственном идиотизме.
– И какой в этом смысл? – спросил Рафи. – Все равно, ничего не слышно.
– Ну, ты как ребенок. Прежде чем начать действовать, положено выполнить процедуру. Есть инструкция, о чем мне напомнили в штабе. Я ее внимательно прочитал. Тут не война, когда противник должен быть уничтожен. Там, на той стороне, такие же, как мы. Может быть, мы с ними вместе служили. Но главное не это. Когда все кончится, в очередной раз создадут Комиссию по разбору полетов. Будут выяснять, кто плохой и кто первый начал. Это любимая израильская игра – создание таких комиссий. Результат обычно нулевой, все равно решения только рекомендательные, но мне как-то не хочется, чтобы мою физиономию напечатали в газетах и потом, пугали мной детей. Поэтому, вон там стоят наш собственный кинооператор и фотограф. Проявляем максимальную выдержку и все фиксируем. Хорошо бы иметь что-то вроде гранат, со слезоточивым газом.
– Ага, – сказал он, взглянув на меня. – И в газетах напишут: "Евреи травят газом евреев, как нацисты!"
Мы дружно рассмеялись.
Из толпы густо, как по команде, полетели камни и бутылки. Соломон схватился за голову и упал, двое солдат оттащили его за строй. Было видно, как капает кровь. Жаль, что щиты сделать не удалось или слишком тяжелые, или не держат удар. Доски под такое не подходят.
– Приготовиться, – заорал я, оглядываясь на камеру.
Он утвердительно закивал, показывая, что успел снять.
– Пожарные!
По взбесившимся демонстрантам ударили гидропушки. Мощная струя воды обладает значительной энергией и на близком расстоянии способна не только сбить человека с ног, но и катить его по земле. А там можно было легко напороться на обломки кирпичей и осколки стекла и серьезно пораниться. Вот только не та ситуация, чтобы их жалеть, нечего было булыжники из мостовой выворачивать.