Фокус до конца не удался, доблестные заговорщики делили власть и на месте присутствовали не многие. Поэтому нам достались только «советник» Фуад Абд аль-Мубди и "третий секретарь" египетского посольства Мухаммед Фарес Кабул. А из собственно иракцев – единственный шеф военной разведки полковник Рифаат аль-Хадж Сирри. Генеральный директор полиции полковник Тахер Яхья оказался очень прытким и пришлось застрелить. Потом загрузились и отбыли домой. Нам положены высокие правительственные награды – такого улова еще никогда не было. Один легкораненый. Все дали подписку о не разглашении, как будто нас иорданцы не видели, – все это было произнесено излишне веселым тоном.
Я неожиданно понял, что он не просто выпил. Он пьян вдрабадан. За двенадцать лет знакомства я впервые его таким вижу.
– Тогда что с тобой происходит, Омер?
– Я такой же Омер Шем-Тов, как ты Цви, – неожиданно сообщил он. – Меня зовут Эдуард Казаз. Сегодня двадцать лет, как убили моих родителей, старшего брата и младшую сестру. Ты же знаешь, я родился в Бейруте. Только о подробностях не осведомлен, такого даже в личном деле не пишут.
Мы жили в еврейском квартале Бейрута Вади Абу Джамиль. В доме было четыре спальни, большая гостиная, кухня, подвал, цистерна с водой, которую женщины использовали для ритуальных омовений, и большая плоская крыша, на которой мы собирались вечером. В общем, вроде твоего дома, только у тебя цистерны нет.
Мой отец был известный адвокат и уважаемый человек в Ливане. Но он еще и умный человек был. Он всегда видел дальше, чем другие. Всех детей он отдал учиться в американскую протестантскую школу. Она была копией британской, и одним из основных предметов там был английский язык. Знаешь, такое – шесть лет начальная, три года промежуточная и три года средняя. В конце каждого года итоговые экзамены, и тот, кто не сдает, остается на второй год. Так что родной язык у меня арабский, но английский и французский я выучил еще в школе. Отец хотел, чтобы мы стали европейски образованными и с широким кругозором, не замыкавшимся на местных делах. Даже имена у нас всех были европейские.
Когда мне было четырнадцать лет, отец позвал меня для серьезного разговора. Как раз опубликовали выводы Королевской Комиссии по Палестине. Но это я теперь знаю – тогда мне гораздо интереснее было с приятелями бегать по улицам. Он посадил меня напротив и стал говорить, как с взрослым.
Ты уже большой, сказал он мне, должен понимать. В Палестине евреи сцепились с арабами. Там кровь льется рекой. Мы, евреи Ливана, Ирака, Сирии, Марокко и Ливии, живем на этой земле десятки поколений. Мы не имеем отношения к тому, что происходит там. Но местным мусульманам нет дела до того, что мы хотим и как живем. Уже состоялись погромы в Дамаске, Багдаде, Басре, когда соседи, с которыми много лет жили в мире и дружбе, вламывались в дома и убивали евреев. Лучше не будет – только хуже. У нас, в Бейруте, пока еще ничего не произошло – все впереди.
Мы не можем бросить все и уехать, да и куда? Это не так просто. Никто и нигде нас не ждет. Остаться без денег, работы и дома и работать на поле, выращивая овощи – мне уже поздно, не тот возраст, да, откровенно говоря, и не хочется.
Там, в Палестине, скоро будет государство евреев. Только это совсем не те евреи, которых ты, да и я тоже, знаем. Они приехали из Европы, в большинстве в одиночку, а не семьями. И строят государство для таких как они – одиночек.
Мы привыкли жить по-другому. Я принадлежу к хамуле – клану. Это семья, домочадцы – все близкие и дальние родственники. Я не могу бросить все и всех и уехать. Когда мы приедем туда, мы превратимся в людей второго сорта, без нужной профессии, денег и знакомств, живущих на государственные подачки. Поэтому я выбрал тебя. Именно ты должен стать для нас халуцем, – первопроходцем, как они говорят.
– Тут, я почувствовал гордость, – сказал Омер. – Отец выбрал меня! Я не очень понимал, что он хочет, но я всегда уважал его и знал, с каким почтением относятся окружающие. Он хочет, чтобы я что-то сделал? Не мой старший брат, а именно я? Так я в лепешку разобьюсь, но докажу, что он не ошибся в выборе! Знал бы я, чем все это кончится, может, повел бы себя по-другому. Но я только спросил: Что я должен сделать?
– Ты поедешь в Палестину, – ответил он. – И ты станешь там своим для местных. Ты будешь лучше их всех учиться и работать! Нам не привыкать доказывать окружающим, что мы лучше. Не думай, что ты останешься совсем один. Я буду переводить в Палестинский банк половину своих денег и потихоньку распродавать здешнее имущество. Через несколько лет мы всей семьей переедем к тебе. Ты будешь нашей опорой там.
Я уже договорился, для молодых есть возможность попасть в Эрец Исраэль через специальную программу обучения в кибуце. Там ты сможешь близко узнать людей и выучить язык, на котором они говорят. Они все считают, что говорить надо на святом языке, а молитвы ты знаешь, так что для начала хватит. Но, на самом деле, тебе придется выучить два языка. Учи идиш, сынок, и добьешься в этой стране всего, чего пожелаешь.