Другая страна

На следующий день погромы перекинулись на ближайшие населенные пункты, охватив в течение нескольких дней Петах-Тикву, Хадеру и Реховот. Два небольших поселка – Кфар-Саба и Эйн-Хай – были оставлены местными жителями и разрушены до основания. В ходе беспорядков погибли 47 евреев (практически все – в Яффо и его окрестностях) и 48 арабов, 146 евреев и 73 араба были ранены. Не удивляйся, нам эти цифры столько раз повторяли, что я до сих пор помню. Именно с этого началось образование государства.

Только вмешательство английской армии позволило остановить кровопролитие. После этих событий и губернатор и решил создавать еврейскую полицию. Вот Табенкину и нужны были люди с опытом. Похоже, меня румыны сильно перехвалили. Но с чего мне было сопротивляться? Никаких странных предложений он мне не делает, наоборот помочь хочет. А то, что думает, что я ему в будущем пригожусь, так это совершенно нормально. Может, и пригожусь, а может и он мне понадобится, кто ж его знает. Так что согласился я на заманчивое предложение и через пару дней уже зубрил устав патрульной службы.

– Так с чего все-таки к приезжему обратился? Ведь у него своя партия была.

– Какая там партия, я ж тебе рассказывал про население Палестины. В 1921 г евреев вообще тысяч под семьдесят было. А в партии у него было пару тысяч членов. По местным масштабам ого-го! А на самом деле – каждый человек на счету.

А жизнь в Палестине была в те времена изрядно бурная. Кроме постоянных проблем с арабами, были еще свои собственные, внутренние проблемы. Ты ж слышал про двух евреев, у которых три мнения? Все слышали… Лейбористы организовали свой собственный профсоюз – Гистадрут и не членам партии работу не давали. Если кто-то шел в обход биржи труда, напрямую к хозяину, его называли штрейкбрехером и били. Всерьез били, до больницы.

А в стране не только гистадрутовцы проживали, но и другие были. Бейтаровцы, религиозные, общие сионисты, просто не желающие политикой заниматься. Так доходило до того, что бейтаровцы здание построят, а потом приходят гистадрутовцы и все в пыль ломают. Причем, приходят толпой, если кто сопротивляется, голову влегкую проломят. Так, со временем, бейтаровцы стали второй толпой собираться и вперед, большая драка с членовредительством. А мы, полиция, их разводить в разные стороны должны. Вот так я и с Меером познакомился. В запале людям не сильно интересно, кто там разнимать пытается, от обеих сторон прилетает. Так что и мы не стеснялись и дубинкой по ребрам и водометом с пожарной машины. Кому не повезло, что под руку попался и сразу ручки не поднял, могли навалять по самое немогу… Ты еще не спишь?

– Нет, слушаю, мне интересно. Ничего такого нам в Легионе не рассказывали.

– Так у вас там все советские были, или, если поляки, не шибко большие сионисты, если не уехали в тридцатые годы. Им такие вещи малознакомы и совсем не интересны были.

– Но были же и израильские офицеры.

– Что, ниже комполка? Вот видишь, много ты с ними общался, со своего взводного уровня. Да и, черт его знает, может им агитацию там у вас, запрещено было проводить. Посылали-то в Союз практически одних коммунистов. Они бы ослушаться не посмели.

– Вот прямо так, – усомнился я.

– Именно так. Я в полиции одно время по коммунистам специализировался, наш начальник, английский майор, сэр, – это он произнес издевательским тоном, – Морин считал, что я их по старой памяти зубами грызть буду.

– А ты не грыз?

– Это, смотря кого. Некоторых с удовольствием сажал, а некоторые очень приличные люди, просто представляли себе коммунистов не по практической жизни, а по лозунгам. Лозунги-то у них всю жизнь правильные, исполнение подкачало. Так что как начнут друг друга дубасить красные с синими и коричневыми, тут у полиции самая работа и начинается.

– При чем тут фашисты? – изумился я.

– Какие фашисты? А, ты про коричневых… Так это еще в двадцатых бейтаровцы в коричневой форме ходили. Про Гитлера тогда мало кто и в Германии знал. Когда штурмовики заметными стали, цвет формы срочно на серый поменяли. Я думаю, зря. Это не мы на них похожи были. Это они у нас украли. Можно было посмеяться, как эти придурки евреев не любят, а сами им подражают.

А, кстати, были и фашисты. В Палестине была немецкая колония, в смысле натуральные немцы, тысячи три человек. Так половина из них в НСДАП состояла. Как война началась, всех, кто к арабам удрать не успел, забрали и в лагерь. Где-то полгода сидели, а потом поменяли голову на голову. Как меняли – не знаю, но война кончится – без скандала не обойдется.

– А в чем проблема? Что плохого в обмене? – удивился я.

– Тут вопрос, кого меняли и на каких условиях. Ведь всегда будут люди спросившие, а почему не моего сына-брата-свата, а вот этого. Вот чем он лучше? Чисто с человеческой точки зрения они правы. А как было выбирать? Жребий что ли бросать? Тоже ерунда. Так что это дело долго еще всплывать будет.