Другая страна

– А куда денешься.

– Есть куда. Ты, по закону, гражданин Израиля и имеешь право на репатриацию. Я дам адрес, бумагу, что находишься в командировке, для патрулей и поедешь. А мы время потянем. Еще немного и война кончится. Будет амнистия – вернешься.

Но я больше не вернулся. Нет, не жалею. Прожил хорошую жизнь. Четверо детей, Девять внуков. Кем я себя ощущаю? Вот когда говорю с евреями – русским. А когда с другими – евреем. Нельзя жить в стране, воевать за нее и не принимать ее жизни. Так что я – не еврей и не русский. Я израильтянин.

* * *

Из документов военного трибунала «Капитан Григорий Петрович Томский, он же Цви Томски, состоя на военной службе в Советской армии на территории Венгрии, 11 февраля 1945 г убил старшего офицера, и дезертировал из части, после чего изменил Родине и бежал на жительство в Израиль…»

Заочно приговорен к расстрелу.

Часть 1. Чужая земля

Газета А-Арец[2]

Патон захватил плацдарм на западном берегу Рейна. Берег реки очищен на сто пятьдесят километров в длину и на сорок в ширину.

Войска 1-го Белорусского фронта добивают группировку немецко-фашистских войск в городе Познань. Рейх доживает последние дни.

21 марта 1945 г.

* * *

Проснулся я как от толчка. Что-то явно изменилось вокруг. Постоянный шум голосов затих. Это у меня чисто военное, можно совершенно спокойно спать под постоянные разговоры или стрельбу, но как только что-то резко изменится, сразу просыпаешься. В трюме никого не было. Все толпились на палубе, напряженно вглядываясь в приближающийся берег. Сзади, почти у всех, ничего не осталось. Впереди ждала неизвестность.

Гремя здоровенными ботинками, пришел сопровождающий и сходу заорал что-то сначала на иврите, потом на идиш. На обоих языках я мог сказать простую фразу, но вот с пониманием, когда так быстро, были проблемы. Впрочем, догадаться не трудно, общий смысл до меня дошел. Пора собирать вещички и готовиться к выгрузке. Большинству, как и мне, собирать особо и нечего. Люди после лагеря. У меня хоть ордена, да вальтер, а у них кроме одежды вообще ничего. То еще сборище. Все больше женщины и дети, в каких-то страшных одежках. Вон, моя соседка – платье, сшитое, похоже из мешка, пиджак, под ним румынские офицерские штаны и совсем новые туфельки. Я, на их фоне, в почти новой форме, практически франт.

Ждать пришлось несколько часов. Так, что остались без обеда. Не сказать, что соскучился по этой корабельной бурде, но неизвестно, еще когда удастся поесть. Хотя деньги у меня и были, причем всякие – английские, советские, израильские, похоже, народ собирал мне в дорогу, что по карманам было, а тратить до сих пор не приходилось – с машины на машину, а потом на корабль. Никаких итальянских красот я так и не увидел, о чем особо и не жалел, не то у меня настроение было, на какие-нибудь древние развалины смотреть, но задача питания была первоочередной – попробуй, найди что-нибудь в неизвестном месте, по неведомым ценам. Тут, не родная часть, где тебе паек положен.

Наше корыто спустило трап, только когда подъехали грузовики. Внизу стоял мордатый тип со списком и показывал – ты туда, ты сюда. Быстрее, быстрее. На вопросы не отвечал. Вы все узнаете на месте. Когда до меня дошла очередь, он оторвал взгляд от бумажек и с сомнением спросил:

– Томски Цви?

– Я.

Он повернулся в сторону машин и что-то заорал. Подошел еще один, такой же мордатый, руководивший посадкой в автобусы и они принялись кричать друг на друга. Я уловил, что за мной должны были прийти и теперь они не знают что делать. Плюнуть на меня и уехать нельзя, отчетность не сойдется. Взять с собой тоже. И тут, на наше общее счастье, появился встречающий. Выглядел он, как будто сошел с немецкой карикатуры. Выдающийся орлиный нос, курчавые волосы и английская, совершенно затертая, как бывает от многолетней носки полевая форма. В шортиках. Вырвав бумажку у первого мордатого, он поставил закорючку и, махнув мне рукой, понесся рысью в неизвестном направлении.

Догнал я его только возле джипа. Это была еще та машина. Выглядела она, ветераном всех войн, начиная с русско-японской. Наверное, янки здорово на ней покатались по Африке, прежде чем бросить. А нынешний хозяин подобрал и начал бережно эксплуатировать. Вон, зеркальце веревочкой привязано, левую дверцу пытались красить.