Другая Троица. Работы по поэтике

Вспомним пушинского Черномора – как «страшного волшебника», «обладателя полнощных гор» из поэмы «Руслан и Людмила», так и выходящего из моря (в сопровождении тридцати трех богатырей) дядьку Черномора из «Сказки о царе Салтане». В имени «Черномор» удивительно совпали «черный мор» (сравните с «Черной Грязью» и «рекой Смородиной») и «Черное море».

Эдвард Бёрн-Джонс. Фея Моргана. 1862 год

Примечательна своим именем и Марья Моревна из одноименной русской сказки (у которой в чулане висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован):

«Собрался в дорогу, шел, шел и видит – лежит в поле рать-сила побитая. Спрашивает Иван-царевич:

– Коли есть тут жив человек – отзовись! Кто побил это войско великое?

Отозвался ему жив человек:

– Все это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна».

Виктор Васнецов. Марья Моревна и Кощей. 1926 год

Мурка из блатной песни – еще одна «богиня смерти» (и, можно сказать, «Хозяйка зверей»). «Прекрасная Дама» бандита оказывается чекисткой, губит его коллег – и он ее за это убивает:

Прибыла в Одессу банда из Амура,
В банде были урки, шулера.
Банда занималась темными делами,
И за ней следила Губчека.

Мурка, ты мой Муреночек,

Мурка, ты мой котеночек,
Мурка, Маруся Климова,
Прости любимого.

Речь держала баба, звали ее Мурка,

Хитрая и смелая была.
Даже злые урки и те боялись Мурки,
Воровскую жизнь она вела.

Мурка, ты мой Муреночек,

Мурка, ты мой котеночек,
Мурка, Маруся Климова,
Прости любимого.

Вот пошли провалы, начались облавы,

Много стало наших пропадать.
Как узнать скорее – кто же стал шалавой,
Чтобы за измену покарать.

Раз пошли на дело, выпить захотелось,

Мы зашли в шикарный ресторан.
Там сидела Мурка в кожаной тужурке,
А из-под полы торчал наган.

Мурка, ты мой Муреночек…

Слушай, в чем же дело, что ж ты не имела,

Разве я тебя не одевал?
Кольца и браслеты, юбки и жакеты
Разве я тебе не добывал?

Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая,

Здравствуй, моя Мурка, и прощай.
Ты зашухарила всю нашу малину
И за это пулю получай.

Мурка, ты мой Муреночек…

Павел Флоренский в книге «Имена» пишет по поводу поэмы Пушкина «Цыганы»:

«Это “глубоко женственное и музыкальное имя” есть звуковая материя, из которой оформливается вся поэма – непосредственное явление стихии цыганства. … “Цыганы” есть поэма о Мариуле; иначе говоря, все произведение роскошно амплифицирует духовную сущность этого имени и может быть определяемо как аналитическое суждение, подлежащее коего – имя Мариула».

То же можно сказать и об имени «Мурка» в блатной песне, звучание которого включает в себя и «банду из Амура», и «урок», и «воровскую жизнь», и «зашухарила», и «тужурку», и «Губчека» («МУреноЧЕК»). То есть включает в себя всё.

Кстати, пушкинская «Мариула» – не вписывается ли и оно своим звучанием в этот смертоносный ряд?

Или лермонтовская «Тамара» – слово, порождающее из себя слова «прекрасна» и «коварна»:

В той башне высокой и тесной
Царица Тамара жила:
Прекрасна, как Ангел небесный,
Как демон, коварна и зла.

А еще там есть слово «чары», характеризующее голос Тамары, и слово «мрак», описывающее засыпание ее замка после убиения (под утро) очередного любовника.

Или перекликающиеся друг с другом имена в названии романа Булгакова «Мастер и Маргарита»? Не указывает ли это созвучие на обретение героем и его Прекрасной Дамой опыта смерти?