Другая Вера

Невыносимо. Невыносимо было все это слышать. Какое унижение, господи! Вера, Вера! Опомнись! Посмотри на себя! Во что ты превратилась, девочка? Ты вспомни, какой ты была. И все это сотворил с тобой он, этот мерзавец, это ничтожество. Опомнись, Вера, девочка моя! Разве так можно? Что ты приседаешь перед ним, что танцуешь? Любовь? Бросьте, не верю! Морок, глубокий обморок, солнечное затмение, беда. Большая беда у нас, Вера!

Спустя много лет вспоминая те месяцы, Вера и сама понимала, что это была не она. Тогда там, в Малаховке, была другая Вера.

* * *

Академотпуск заканчивался, надо было срочно придумать, с кем оставить ребенка. Перевестись на вечерний? Но каждый вопрос тянул за собой следующий. Чем оплачивать няню? Обратилась к Томке, к кому же еще. Та с сомнением качала головой – ну о чем ты думала, подруга? Бросай институт и сиди с сыном, какой у тебя выход? Или отдавай в ясли, с этим я помогу.

– Какие ясли, господи? Отдать девятимесячного младенца в ясли? – в отчаянии повторяла Вера.

А через неделю Томка привела тетю Полю. Та сто лет трудилась на рынке уборщицей и личностью была известной, даже знаковой, символом рынка. Баба хорошая, добрая, но несчастная и пьющая.

– Не боись! – отрезала Томка. – Полька запойная, уходит в штопор раз в четыре месяца, не чаще. И сама честно об этом предупреждает. Я ж говорю тебе – порядочный человек! А за пацаном будет следить четко, как надо! Под мою личную ответственность, поняла?

Вера молчала, как в ступоре. Приехали! Отдать ребенка пьющей рыночной уборщице. Но Томка, как всегда, убедила:

– Ты на учебе полдня, потом домой. Дома баба Лара, присмотрит, если чего. Да и Полька не подведет, поверь, я знаю ее как облупленную.

Делать было нечего – Вера решила попробовать. Поезд ее был семичасовой, до станции рукой подать, четыре минуты, если бегом. А без десяти семь Поля стояла как штык на пороге.

Полдня Вера сходила с ума – как там, что? Не ушла ли Полина?

Прилетела в три, а дома идеальный порядок. Полы вымыты, щи сварены, горячая пшенная каша под подушками в чугунке – преет, как объяснила Полина. Бабушка накормлена и в полном порядке, а Вадик просто счастлив. Чист, сух и сыт и улыбается во весь беззубый рот. Вера, обессилев после всего пережитого, бессильно опустилась на табуретку. Сдвинув брови, Поля сурово отчитывалась:

– Погуляли, покакали, пообедали. Белье постирано и поглажено. Иди проверяй.

Счастливая, Вера отмахнулась: какое «проверяй», какое белье? Похлебала щей, и тут сморило от морозца, сытости и нервов.

– Иди поспи, – скомандовала Поля, – а я еще посижу.

Потом Вера поняла, что домой Поля не торопилась – пьющие сын и сноха, бесконечные скандалы и разборки. И все в одной комнате – сущий ад.

Постепенно Поля вообще перестала уходить к себе, оставалась у них. И это было счастье. Горячие блины на ужин, теплое от глажки, ароматное после морозца белье. Чистота и порядок, накормленный и выгулянный Вадик, довольная бабушка. Поля – спасение, счастье! А что до денег – платили они ей сущие копейки, четверть бабушкиной пенсии. А вот «в дом» Поля возила мешками – то картошки мешок от сестры, то коробку из-под сапог, полную домашних яиц, то курицу, то кусок сала. Готовила она просто и сытно: каша, картошка, пирожки с «таком»: то с повидлом, то с капустой, а то с картошкой с грибами.

Смешно, но Полю Роберт побаивался не меньше бабушки и на глаза ей старался не попадаться. Да и Полина его невзлюбила, при его появлении сурово сдвигала брови и демонстративно уходила из комнаты. «Ларино влияние», – думала Вера.

А как-то Полина и вовсе не выдержала:

– Не мое, конечно, Вера Андреевна, дело. Совсем не мое. Но зря ты так, девка. Зря жизнь свою гробишь! Пустой он, как мой кошель. Зачем он тебе? Сама ж видишь – пирожок ни с чем. А ты красавица, умница. Сына вон ему родила. А он? Пожрать да поваляться приедет, соскребет с тебя последние силы. Глаза-то разуй! – И с тяжелым вздохом добавила: – Обижайся на меня, Верка, не обижайся – дело твое. Но время ты зря свое золотое теряешь. Уж поверь старухе, прожившей жизнь!

Вера смутилась и пробормотала:

– Да, дело, простите, не ваше. Роберт – отец моего ребенка. А трудности у нас временные. Окончит институт, устроится на работу, и все будет нормально. Я все понимаю – сидите тут с бабушкой и мелете языками. Вот она вам всякого и наговорила.

– А что ему сейчас мешает устроиться? – перебила ее тетя Поля и покачала головой, видя, как покраснела Вера.

Та ей ничего не ответила. Да и что тут ответишь.

Взяла еще подработку на кафедре – вошли в ее положение, сказочно повезло. Работа – ерунда, три раза в неделю задержаться на пару часов и привести в порядок бумаги. Деньги смешные, но и эти тридцать рублей были для нее спасением.

Правда, в первую же получку Роб попросил в долг пятнадцать рублей. Вера разозлилась, конечно, и пятнадцать рублей не дала, но десятку дала, хотя и проклинала себя. Роберт, понятно, клялся, что вернет через неделю. Не вернул.