Другая женщина

И ушел. Томка постояла, прижав руку к губам, потом подошла к окну, постояла, опять села за стол, переложила без толку бумаги с места на место и замерла, закрыв лицо руками: что делать?! Что теперь делать?!

Целую неделю она маялась, избегая мужа, и вот – вывалила все. Тома взглянула на Димку – он смотрел на нее с состраданием. Черт бы его побрал!

– Что ж, рад за тебя. Вообще-то я хотел спросить, стало ли тебе от этого легче на душе, только и всего.

– Нет.

И Тамара вдруг впервые в жизни почувствовала Димку, как себя – изнутри! Господи, он же… Он же все время так мучился, как она эту неделю! Не мог не мучиться! Он такой! После того, что произошло у нее с Майклом, она словно всплыла на поверхность из тех тайных глубин, где пряталась всю жизнь, и совершенно по-другому смотрела на мир: видела и понимала многое, прежде недоступное. Как будто Майкл вместе с одеждой снял с нее и верхний маскировочный – или защитный! – слой ее личности, и теперь она была совершенно новая и непривычная себе самой. Обнаженная.

– Ты изменилась.

– Наконец повзрослела, наверно. Ты тоже стал другим. Дим, ты же меня никогда не любил, да?

– Это неправда, – мягко ответил муж.

– Как женщину? Я ведь тебя никогда особенно… не вдохновляла.

Он вздохнул:

– Не вдохновляла! Пожалуй, это верное слово.

– Ты знаешь, а он похож на тебя. На Дона Артемио. Только… другой. Свободный. И не боится быть самим собой. Странным, иным…

– Малахольным.

– Да.

– Завидую. Я почти сорок лет шел к этому.

– Я тоже.

Они помолчали, думая каждый о своем – и об одном и том же, потом одновременно произнесли: «А помнишь…» – и невольно рассмеялись.

– Ты первая!

– Да я вспомнила, как мы маленькие по крышам сараев лазали, а сосед нас ружьем пугал! Мы побежали, я ногу расцарапала, а ты упал и плакал, как всегда! Как я злилась, что ты такой трус и нескладеха! А ты что вспомнил?

– То же самое. Знаешь, почему я плакал? Я испугался, что он тебя застрелит! Ты же была моим единственным другом. А сам я не боялся.

– Правда?! Надо же! – Глаза у нее налились слезами, и Томка быстро смахнула их пальцами. – Все время теперь плачу, как дура! Наверно, нам не надо было жениться. Остались бы просто друзьями.

– Зато у нас есть Катюшка и Антон.

– И то правда. Как думаешь, нам не удастся… склеить все обратно?

– Боюсь, что нет. Если только сохранить осколки. Ну, не надо, не плачь! Прости меня. Это я во всем виноват.

– Нет, я! – сказала она, всхлипывая.

– А вот и не подеремся!

– Да ну тебя…

– Том, знаешь, ведь дело не только в том, что… Не только в нас с тобой. Или в ком-то еще. Может быть, это тебя как-то утешит? Дело в том, что… Господи, самому дико, что я сейчас это скажу! Понимаешь, я… Мне нужно… работать. Писать. Все время. А здесь это невозможно.

– Писать? Что писать?!

– Книги. Романы. Я писатель вообще-то. Все время над чем-то работал у тебя на глазах. Только ты не интересовалась.

– Но… разве… И что ты написал?!

– Вообще-то у меня уже четыре книжки вышло. Неплохо, я считаю. А сейчас я подписал договор с издательством, очень хороший. Но это такая кабала! По четыре романа в год! Задел у меня есть, но все равно… Так что, скорее всего, придется уйти с работы. Но ты не переживай, без денег вы не останетесь! У меня еще договор есть на сценарий – сериал собираются снимать, представляешь?

Томка смотрела на него в полной растерянности:

– И о чем ты пишешь?!

– О жизни. О любви. Просто проза. Говорят, хорошая. Даже на Букера в прошлом году номинировали, но не прошел, правда. Ну, что ты?

– Я не понимаю… Ты только поэтому хочешь уйти?!

– Не только. Но это – главное. Понимаешь, это трудный процесс, мучительный даже. И мне очень нужна… поддержка. Кто-то должен вдохновлять. Ты не можешь, к сожалению. Ты… гасишь. Прости.

После того как Димка поговорил с детьми и ушел – налегке, с одной сумкой через плечо, Тамара долго сидела, глядя в темное окно, а потом свернулась клубочком в постели. Детям он сказал, что уезжает в Израиль – в длительную командировку по обмену опытом. При чем тут вообще Израиль?! Томка никогда не понимала, чем, собственно, занимается ее муж на работе, а Антошка считал папу кем-то вроде шпиона, агента 007, и принял эту новость с восторгом. С Катей Димка поговорил отдельно, а у Томки еще раз просил прощения: не держи зла, ладно? Томка только махнула рукой.

– Мам? Как ты? Мамочка? – Катюшка подлезла к ней и обняла. Никогда они не были подругами, никогда не секретничали – все свои заботы Катя поверяла отцу, и Томка не знала, как разговаривать с дочерью. Обычно они пикировались, а то и скандалили в свое удовольствие – Катя за словом в карман не лезла, и отец иной раз возмущался их манерой общения: вы что, не можете разговаривать, как нормальные люди?! Томка на работе вела себя вполне прилично, зато дома выплескивала все накопившееся за день, и порой ее страшно заносило. Вот и сейчас она взорвалась:

– Не лезь ко мне со своей жалостью! И без тебя тошно!