Другая женщина

В общем, мы с Адамом и Себом договорились, что в ближайший же уикэнд пересечемся в одном баре в Ковент-Гардене. Я не хотела предлагать, чтобы мы прямо вот пообедали вместе – на случай, если встреча покажется немного натужной и неловкой. Но все-таки надеялась, что вечер естественным путем выльется в совместный ужин. Мы еще не допили первый бокал, когда Себ уже спросил Адама, где тот вырос.

– Возле Рединга, – ответил он. – А когда мне было девять, мы перебрались в Севенокс. А ты?

Вот он, его излюбленный прием. Но Себа так просто не собьешь.

– Я родился в одной больнице в Луишеме и с тех пор там остаюсь. Ну, не в роддоме, конечно, а в двух улицах от него, буквально. Рядом с Хай-стрит. Пару лет назад я ездил в Севенокс. Я тогда встречался с одним парнем – у него было там дизайнерское консалтинговое бюро. Там очень мило. А что тебя сподвигло на переезд из Рединга?

Адам неловко поерзал:

– Э-э… Отец умер. У мамы в Севеноксе жили друзья, и ей не помешала бы помощь – она теперь нами одна занималась. Мной и младшим братом. В Рединге ей было незачем оставаться. Отец много лет работал там в майкрософтовском филиале, но теперь…

Он умолк.

– Ну да, я вот тоже потерял отца, – сообщил Себ. – Мерзко, а?

Адам печально кивнул.

– И что же, твоя мама до сих пор одна? Или она кого-нибудь встретила? – спросил Себ и тут же с виноватым видом добавил: – Прости, я ведь так понял – она еще с нами?

Адам снова кивнул:

– Слава богу, да. Она до сих пор в Севеноксе. И до сих пор одна.

– Тяжело, когда они одни, правда? – проговорил Себ. – Чувствуешь куда больше ответственности за них. Даже когда ты еще ребенок; и это дети должны вести себя как настоящие взрослые.

Подняв брови, Адам опять кивнул. Я не могла поддержать этот разговор, поскольку и отец, и мать у меня, к счастью, живы. Поэтому я предложила принести нам всем еще выпить.

– Да я сам, – вызвался Адам, с явным облегчением хватаясь за эту возможность на время избавиться от допроса, который ему учинил Себ. – Вам то же самое?

Мы с Себом кивком ответили положительно.

– Ну и? – спросила я, едва Адам повернулся к нам спиной.

– Очень славный, – изрек Себ. – Очень.

– Но? – Я чувствовала, что грядет какое-то «но». Сердце у меня, что называется, ушло в пятки.

– Даже не знаю. Есть в нем что-то такое… пока не понимаю, в чем тут дело.

В эту ночь, уже после любви, мы с Адамом лежали рядом, проводя пальцами друг другу по груди, и я снова подняла тему его родителей.

– Как по-твоему, я бы понравилась твоей матери? – спросила я.

Он перекатился на бок и приподнялся, опираясь на локоть. Свет был выключен, но занавески мы оставили открытыми, и в ярком свете луны я видела его силуэт, совсем рядом. И я чувствовала на своем лице его дыхание.

– Конечно понравилась бы. Она бы решила, что ты – просто совершенство.

Я невольно отметила, что он сказал «она бы решила», а не «она решит». Огромная разница. Первое – нечто гипотетическое. Второе – нечто более весомое, нечто такое, что выражает определенные намерения. То, что он выбрал условное наклонение, а не будущее время, говорило о нем очень много.

– Значит, ты в ближайшее время не планируешь нас знакомить? – Я постаралась, чтобы мой вопрос прозвучал как можно легковеснее.

– Мы вместе всего месяц. – Он вздохнул, явно чувствуя истинный вес вопроса. – Давай не будем спешить. Посмотрим, как все повернется.

– Получается, я достаточно хороша, чтобы со мной спать, но недостаточно хороша, чтобы знакомить меня с твоей матерью?

– Ты хороша и для того и для другого. – Он засмеялся. – Просто давай не будем торопить события. Никакого давления. Никаких обещаний.

Горло у меня так и сжалось. Борясь с этим ощущением, я отвернулась. Никакого давления, никаких обещаний? Это еще что такое? И почему для меня это вдруг так важно? Я могла сосчитать всех своих любовников на пальцах двух рук. Каждый из них для меня что-нибудь да значил, если не считать одного поразительно нехарактерного для меня одноразового эпизода после празднования совершеннолетия одной моей подруги.

Ну да, я раньше и влюблялась, и просто ощущала желание, но я не могла вспомнить, чтобы прежде у меня возникало в отношениях с мужчиной подобное чувство защищенности. Адам вызывал у меня именно такое чувство – а также вышеперечисленные. Можно было проставить галочки напротив всех пунктов в списке – всех до единого. Впервые в своей взрослой жизни я ощущала себя целостной – как если бы все кусочки пазла наконец встали на свои места.

– Ладно, – произнесла я. Меня саму раздражала собственная липучесть. Я бы с радостью продемонстрировала его какой-нибудь троюродной сестре сводной тетки моей матери. Но он, видимо, смотрел на это иначе. И мне это было неприятно. И я ничего не могла с собой поделать.

3

Внизу просигналила машина.

Пиппа (она курила, свесившись из окна) крикнула мне:

– Прикатил твой парень! На своей шикарной тачке.

– Ш-ш-ш, – укоряюще прошипела я. – Услышит.

– До него три этажа. И его, черт побери, слышит половина улицы, так что я бы насчет этого не переживала.