Другая жизнь

Наконец, с античной страстью приковывает ее, бедненькую, к столбу. Как, однако, монтеры любить умеют! Из сумки с инструментами достает проволоку и

для пущей надежности перематывает ею пояс. Наверное, чтобы уже никто и никогда не расстегнул.

Отступает, тяжело дышит, утирает пот с непокорного лба.

Ну, вот, ну, вот… прямо взбесилась, любимая… Разве так можно?.. Нет, так нельзя… (Смотрит на затихшее, вдруг, и поникшее существо.) Я люблю тебя так, как никто никого никогда не любил… Или нет, лучше так: я люблю тебя так, как никто никогда никого не любил!..

Оличка. Левочка…

Монтер. Не получается… Сказать не умею… Да что же такое, да что же?.. Я люблю тебя так, как никто никогда… никого никогда… никогда никого…

Оличка. Я, наверное, скоро умру, Михаил…

Монтер. Не говори так!

Оличка. Я устала… И вот тут у меня, в груди… Как будто комом что-то…

Монтер. Ты легко одета, ты простыла! (Сдирает с себя рубашку, накидывает ей на плечи.) Вот!..

Он бы и кожу с себя бы содрал, если бы его кожа, понадобилась бы Оличке… Нет, не нужна.

Оличка вздрагивает, рубашка падает; он быстро ее поднимает, накидывает – опять на земле.

Оличка. Не надо меня преследовать. Я тебя не люблю.

Монтер (поднимает рубашку, надевает). И не надо. Я не прошу. Я прошу только быть со мной. И все. Мне больше ничего от тебя…

Оличка. Как?..

Монтер. Как прежде! Как все эти годы! Будь только доброй ко мне – мне больше, поверь…

Оличка. Я тебя не люблю, Михаил. Как я могу быть с тобой?

Монтер. А прежде любила?

Оличка. Нет! Не знаю… Наверно… Нет…

Монтер. Но прежде же могла? Почему же теперь?..

Оличка. Я жалела…

Монтер. А теперь?

Оличка. Раньше мне было все равно. Я не жила. Все равно мне было. Как будто я – это не я…

Монтер. Как ты так можешь, любимая?

Оличка. Как же ты ранишь меня!

Монтер. Как ты можешь??

Оличка. Зачем ты преследуешь меня?

Монтер. Любимая, сжалься?

Оличка. Зачем ты заставляешь меня говорить все это?

Монтер. Но почему? Я люблю тебя!

Оличка. Это невыносимо – казнить своей любовью! (Опять забилась, как зверек в силках.)

Монтер (удерживает, несмотря ни на что). Ты убиваешь меня!

Оличка. Боже, когда это кончится?..

Монтер. Все! Конец! Надоело!

Оличка. Когда же, когда??

Монтер. Не жизнь – это пытка!.. Четыре года непрерывной пытки – все! Не могу! Больше нет сил!.. (Убегает.)

Одна, обхватив столб руками, вздрагивает, всхлипывает… Очень издалека несется похожий на глас Кошкина: «Оличка-ааа…» Она вслушивается. Очень издали: «Оличка-ааа…»

Оличка. Левочка!.. (Вслушивается – тихо.) Левочка-а а а !..

Монтер (бегом возвращается). Ты звала меня? (Обнимает ее.) Я так рад… (Зацеловывает.) Обещаю, я больше не буду мучить тебя, не буду-не буду, прости!..

Оличка (прямо из объятий). Левочка-ааа!..

Монтер. Ну, что ты, ну, что ты, ну, что??? Ну, почему ты его любишь – почему не меня? Почему не Меня, я же тоже!..

Оличка (слабо). Левочка… Левочка…

Монтер. Любимая моя… (Отходит.) Как же все это у тебя – я не понимаю… Во всем этом нет закона, и я не понимаю…

Оличка. Левочка…

Монтер (стоит, опустив голову низко; и каково ему – не передать: горе, одним словом). Девочка моя… маленькая… кого же ты полюбила?.. Как же такое получилось?.. Солнышко мое единственное… Я его найду. Хорошо, я найду. Приведу его к тебе. Я к тебе его приведу… Когда-нибудь ты все равно поймешь, что лучше меня… Нет-нет, я найду его, только не плачь… Единственная моя…

И опять остается одна и стоит, столб обнявши, поникшая и притихшая. И возникает мелодия ЛЮБВИ…

Откуда-то очень издали несется глас: «Оличка-ааа…» но уже и не разобрать – чей?..

А Оличка уже почти и не реагирует. Как потеряла надежду…