Другая жизнь

Вечерняя Ницца… Возле моря стоял расцвеченный иллюминацией, как новогодняя елка, старый отель, на котором сверкала неоновая надпись «Негреско». Вокруг отеля гуляли праздные, довольные собой жители города, туристы. Их самодовольство в чем-то напоминало поведение Петра, роднило его с ними. Он, ведь в сущности, такой же, как они — уважающий себя человек, достигший в этой жизни пока небольших высот, но он молод и всё еще впереди.

Глядя на отдыхающих вечерних людей из Ниццы, он не испытывал желания оказаться там, на набережной вместе с ними. Зачем? Ему и здесь хорошо! Он рассчитывает и думает, что сможет здесь пробиться наверх, не уезжая за границу.

Посмотрев еще раз на заставку, прежде чем нажать стрелку с надписью «перейти к следующей странице», где должно было запуститься проигрывание записи, Курасов подумал, что бесплодные мечты не его стихия. Нет, он не такой! С самого детства он был организованным мальчиком, предпочитающим установленный порядок хаосу игр со сверстниками. Желания? Они были и есть, но Петр всегда считал, что желания должны быть реальными, достижимыми и стоящими. Нечего мечтать о полете с журавлями в небе, если в рот просится бутерброд с икрой. Потому он и вырос в прагматичного, креативного, жесткого, короче, современного молодого человека. Немного циничного и карьерного.

Посмотрев напоследок еще раз на Ниццу, Петр с раздражением подумал, что кто-то из сотрудников спецслужбы решил пошутить, поместив сюда заставку. Такого человека надо немедленно выгнать из органов. Там шутки не шутят, там всё серьезно! Он, Курасов, только время потратил, пытаясь понять смысл этой картинки. А смысла никакого не было! Вот, что его сильнее всего раздосадовало. Смысла не было!

Выругавшись вслух, Петр перешел к следующей электронной страничке, и запись запустилась сама собой. Изображение было цветным, но ничего интересного на диске он не увидел. Камера смотрела сбоку, на массивный, с висящими щеками профиль Главного. «Откуда же за ним следили?» — подумал с любопытством Курасов, отвлекаясь от своих мыслей о Ницце.

Он начал вспоминать интерьер кабинета Бульдога: расстановку мебели, стены с висящими картинами.

«Пожалуй, камера была в одной из картин, — решил Петр — той, на которой Главный нарисован графом Орловым».

Одно время, в состоятельных кругах столицы было модным заказывать полотна с изображением себя, своих жен, любовниц в виде исторических персонажей, нарисованных известными живописцами. Так и Главному на его юбилей преподнесли соответствующий подарок — «Портрет графа Орлова в латах», списанный с картины Рокотова, только вместо гордой головы графа, фигуру украшала толстая щекастая морда Бульдога. Наверное, эту картину и использовала спецслужба, вмонтировав в неё микроглаз видеонаблюдения.

Курасов продолжал просмотр, включив ускоренный режим — в правом верхнем углу запульсировал указатель времени, отстреливавший секунды и минуты и этот летящий полет вечности его не смущал, потому что в молодости на такие вещи не обращаешь внимания. Одной минутой больше, одной меньше…

Экран монитора явил Петру любопытное зрелище: начальник сидел почти неподвижно, только поводя руками, посетители его кабинета, напротив, двигались судорожными рывками, быстро, точно сам вид массивной грозной фигуры придавал ускорение. Насколько понимал увиденное Курасов, Главный занимался своими обычными делами, отчитывал сотрудников, вел переговоры.

Смотреть было скучно.

Петр решил делать два дела сразу — одним глазом посматривать на монитор, другим проверять почту на мобильнике. Там пришло несколько смс с рекламными предложениями от непонятных фирм, а такие смски он немедленно удалял — где-то писали, что через рассылку электронной почты можно подцепить вирус.

В это время просмотр видео достиг дня, когда Главного арестовали и здесь Петр прервался, отвлёкшись от своего занятия чистильщика почты. Он решил, что этот день просмотрит полностью, внимательно, потому что это был наиболее важный день для всей фирмы, а не только для Главного, и, к тому же, это была последняя запись, после которой смотреть больше нечего. Он, Курасов, наконец, закончит с этой рутиной и отзвонится Евграфову. Доложит, что ничего не нашел.

Последний день Бульдога на посту действующего директора начинался как обычно, не был ничем примечательным. Петр с любопытством отметил, как Главный ласково похлопал по заднице, подошедшую к нему с бумагами Татьяну. Впрочем, здесь не было никакого секрета — все его секретарши были по совместительству еще и любовницами. Затем директор выпил несколько рюмок коньяка, наливая его из бутылки, стоявшей в нижнем ящике огромного офисного стола. Это тоже, в какой-то мере, удивило Курасова — уж такой начальник мог себе позволить иметь бар со спиртным или целый холодильник пойла.

Вот вошла Вера. Вернее, её ввели два охранника из агентства. Оказывается, она была там, в кабинете Бульдога накануне ареста, а он, Курасов, даже не подозревал об этом. Генеральный директор начал её отчитывать, что было видно по его широко раскрытому рту, раскрасневшемуся лицу…