Другая жизнь и берег дальний

Все повествование смешное
Можно написать в один присест —
Повесть о каком-нибудь герое
Из каких-то тридесятых мест,

Сказку о какой-нибудь царевне,

Золушке, которой повезло,
Глуповатой девке из деревни,
Покорившей красотою зло,

О бандитах, вроде Робин Гуда,

Грабивших лишь тех, кто был богат;
Об арабе, что каким-то чудом
Получил в наследство халифат;

О каком-то попрошайке нищем

Ставшем главной шишкой при царе —
Это, други выдумал Поприщин
В сумасшедшем доме в мартобре.

Октавы

1.

Как я смогу себя преодолеть?
Как я смогу перекричать молчанье?
Я, ведь, не знаю, я не знаю ведь,
Когда подточит рок мое сознанье,
Когда он скажет: «И тебе сгореть
Пришла пора у этой самой грани
Закончился твой беспримерный круг
Отчаяний и чаяний и мук».

2.

Как я измерю высоту высот?
Как я измерю беспредельность эту?
Душа застыла, превратилась в лед,
Но только руки к небесам воздеты,
И кто-то, вне меня, чего-то ждет
Покорно ждет какого-то ответа.
Ответа на вопрос воздетых рук
В безвыходность непрошенных разлук.

3.

Как я измерю глубину глубин?
И чем? каким неведомым мерилом?
Над пропастью я здесь стою один,
С которой мне равняться не по силам,
Над пропастью меж яслей и седин,
В которые глаза свои вперила
Усталая безвольная судьба,
Моя хозяйка и моя раба.

4.

Как я измерю широту широт,
Раздувшееся в бесконечность время?
Медлителен тяжелый поворот.
Я изнемог. И остаюсь ни с чем я.
А впереди, разинув хищно рот,
Таится кровожадным зверем темень,
Как будто требуя с меня оброк,
Которого я уплатить не мог.

5.

Я перед страшной теменью ослеп.
Перед молчаньем страшным онемел я.
И глубина, как замогильный склеп,
Дохнула затхлым воздухом ущелья.
И высота стянулась, словно цепь,
И я остановился на пределе,
Остановился, чтобы не попасть
В звериную зияющую пасть.

6.

Стою и жду. Меня любой толчок
Низринет вглубь иль вынесет наружу,
И я прозрею на короткий срок,
В себе дар речи снова обнаружу,
И я увижу, что мой путь далек,
Что он ведет в арктическую стужу,
Где, как холодный памятник встает
Моей любви окаменевший лед.

7.

Таков закон томлений и разлук,
Таков закон, тяжелый, нерушимый,
Слепой закон воздетых к небу рук,
Закон любви незрячей и незримой,
Короткой вечности, что подлетает вдруг
И без задержки пролетает мимо
И разбивает, душу цепеня,
Последний горький круг вокруг меня.

ДОРОГИЕ СООТЕЧЕСТВЕННИКИ

Щепки

Ничего не поделаешь — я щепка. Каждый раз, когда у меня появляется желание пожаловаться на свою судьбу российского эмигранта, я пытаюсь утешить себя мыслью, что я ведь, в конце концов, только щепка. Не отщепенец, а щепка. Из категории тех щепок, которые летят, когда рубят лес.