Другая жизнь и берег дальний

Это было не так легко осуществимо. У меня никогда не было огнестрельного оружия. Самое высокое здание в Новгороде было трехэтажное, и ближайший город, в котором можно было бы выброситься на мостовую из окна пятого этажа, был Псков, в котором, насколько мне было известно, было два или три пятиэтажных здания. В Петербурге их было больше, но специально ехать в Петербург, чтобы там выброситься из окна пятого этажа, казалось мне чересчур дорогим удовольствием. Овчинка не стоила выделки.

Оставалось утопиться. Волхов глубок, во всяком случае достаточно глубок, чтобы в нем, при желании, можно было утопиться. Как всякая река, Волхов имел свои легенды об утопленниках и утопленницах, и эти легенды создавали во мне отрицательное отношение к «наложению на себя рук через утонутие», как выражались когда-то полицейские писаря… Один писарь (и тот, кто это мне рассказал, божился, что это не выдумка, а сущая правда) написал об утопленнике, что он «наложил на себя руки через утопию».

Первое желание покончить самоубийством появилось у меня в одиннадцатилетнем возрасте. Я тогда был в первом классе реального училища. Жизнь мне опротивела сразу же после того, как я получил двойку по чистописанию. Я не отрицаю, что двойку заслужил. Я никогда не был силен в чистописании, и теперь тоже не особенно силен в этом предмете. Наборщики то и дело жалуются на меня. Они мне не двойку поставили бы, а кол, или даже меня самого на него посадили бы.

Чистописание у нас преподавала фея. Я никогда такой очаровательной женщины не видел и вряд ли когда-либо увижу. Это было небесное существо, создание не от мира сего. Мне так хотелось ей понравиться! Я так старался! Но чем больше я старался, тем грязнее получалось мое чистописание, тем больше клякс появлялось на каждой странице мое несчастной тетради.

Жизнь мне сразу же опротивела. Она потеряла всякую притягательную силу. Какой смысл было оставаться жить с двойкой за чистописание?

Я рисовал себе смятение феи при получении известия о моем самоубийстве. Бедный мальчик!

Заодно я рисовал и смятение моих родителей. Их тоже не мешало бы проучить.

Мать, отец и учительница чистописания стоят над моим бездыханным трупом.

Мать ломает руки. Отец рвет на себе волосы. Учительница чистописания плачет в благоуханный платок; все феи, как известно, плачут в благоуханные платки.

— Мишенька! — вопит мать, заливаясь слезами.

— Мой сын, сын мой! — кричит отец сквозь рыдания.

— Ах, почему ты это сделал? — стенает учительница чистописания.

Я злорадствовал.

То-то же, умилялся я. Пусть плачут!

Мне было очень приятно думать об этом, рисовать себе эту привлекательную картину всеобщего отчаяния по случаю моей безвременной трагической смерти.

Одно только меня смущало.

Ведь если я действительно наложу на себя руки, я никогда не узнаю, как к моей роковой гибели отнеслись окружающие. Пока я жив, я могу рисовать себе разные картины и воображать, что произойдет. Но если я стану покойником, я ничего не увижу, ничего не услышу, ничего не узнаю. Может быть, никто даже оплакивать меня не станет. Может быть все, или почти все мои друзья и родственники, как только узнают, что я покончил с собой, воскликнут с облегчением:

— Так ему, подлецу, и надо!

Для самоубийцы нет никакой возможности убедиться в правильности или неправильности его подозрений. Это очень неприятно. Это делает самоубийство почти невозможным.

Я примирился с жизнью и с двойками за чистописание.

Слова и выражения, отравлявшие мне в детстве жизнь

Носорог и рогоносец

Рога, вообще, смущали мой детский покой. Я подозревал, что между носорогом и рогоносцем была какая-то разница, только не знал, какая.

Одно время я считал, что было бы правильнее говорить «рогонос» вместо «рогоносец». Животное с рогом вместо носа называется «носорог»; ясно, что животное с носом вместо рога должно называться «рогонос».

Носорог принадлежит к разряду животных, которые никак не могут остаться с носом, так как носа у них нет. С другой стороны, рогоносец, по моему мнению, всегда легко мог бы остаться с носом, ибо у него вместо рога нос.

Это довольно сложно. Но, в конце концов, все в нашей жизни довольно сложно.

Ложа

«Ложа» была для меня много лет загадочным словом. В городе, где я провел свое детство, театра не было. Спектакли ставились в Железнодорожном зале. Но в беллетристических произведениях, персонажи которых посещали всякого рода зрелища, неизменно упоминались «ложи».

Я знал, что в Императорских театрах были царские ложи.

В древней истории рассказывается о Прокрустовом ложе. Но оно как-то не соответствовало моему представлению о театральной ложе.

Мне «ложа» рисовалась, как место в театре, где вместо кресел расставлены кровати, на которых удобно расположились зрители — полулежа, облокотившись о подушки.

Финтифлюшки

В книгах, которые мне в ранние годы моей жизни пришлось читать, слова «финтифлюшка» не было.

Зато дома мне его приходилось слушать довольно часто.

Из слов отца создавалось неизменное впечатление, что мать моя почти ничего, кроме финтифлюшек, не носила.