(Другая) жизнь Веры

Неслышно и невесомо материализуется строгая дама с подносом. На нем -чайничек дорогого, в чем я нисколько не сомневаюсь, сервиза с чаем и одна чашка. Ну, я же сама от чая отказалась.

Она, наклонившись, наливает золотистую дымящуюся жидкость.

От ее холодности и сухости не осталась и следа. Она источает феромоны благожелательности и сексуальной обаятельности. Не знаю даже, что сказать.

– Спасибо, Виктория, – не глядя на нее, говорит ее хозяин, и она плавно скользит к выходу.

Мне гостеприимный хозяин чая не предлагает.

– Борис Рудольфович сказал, что Вы дадите возможность практическую часть моей диссертации апробировать на Вашей фирме, – неожиданно для себя дерзко беру инициативу разговора в свои руки.

Он мгновение заинтригованно смотрит на меня, не ожидал, видимо, такой прыти от аспирантки. После чего его взгляд снова покрывается толстой коркой льда.

– Но раз Борис Рудольфович сказал… – он недобро улыбается.

Он смотрит так холодно, что от его взгляда мне становится зябко.

Я понимаю, что совершила непоправимую глупость. Кто такой мой Борис Рудольфович по сравнению с этим небожителем? Профессоришка в задрипанном провинциальном университете. Однако ж, Борюсик как-то смог с ним договориться об этой встрече. Что у них общего? Ах да. Полянский (такая фамилия у жителя Олимпа) состоит в диссертационном совете, тем самым он себя немного спустил на скоростном вертикальном лифте до обычных смертных.

– У меня вот такая тема, – кладу перед ним на стол заранее подготовленный листочек.

Он скользит взглядом по буквам. Ему совсем неинтересно. Вообще сильно удивляюсь, что он согласился со мной встретиться.

– Хорошо, Вера, я распоряжусь, Вам окажут содействие в моей компании, – он встает, тем самым показывая, что разговор закончен.

Быстро и безболезненно. Отлично, прямо скажем. Стоило вообще встречаться? Зачем меня мой руководитель к нему погнал? К такому занятому человеку? Не понимаю.

Я тоже встаю, вернее, вскакиваю, словно в мягком диване неожиданно выскочила пружина и ударила меня в пятую точку, что в принципе невозможно для такой дорогой мебели.

А он ведь уже почти подошел ко мне в этот момент со своей чашкой, держа ее крупными пальцами за витиеватое ушко, разве что мизинчик не оттопырил. А я, дура несчастная, конечно же, выбила ему фарфоровую драгоценность из рук. Вот идиотка неуклюжая.

Я смотрю, как чашка с ускорением по всем законам физики летит вниз, совершает кувырок по поверхности шкуры убиенного зверя и замирает. Не разбилась: уже хорошо.

– Приближается мороз, здравствуй, остеохондроз, – вдруг неожиданно весело говорит Полянский. Даже не рассердился. Удивительно. Из его благородных уст простонародное выражение звучит как-то совершенно неожиданно. И потом, где-то я недавно уже слышала эту поговорку…

Вспомнить бы еще: где именно.

Глава 23

Вера

–Ой, извините, пожалуйста, Виталий Андреевич, я такая неуклюжая, – причитаю я и чувствую, как сочная краска заливает не только лицо, но и шею. Я думаю, даже кончики ушей стали цвета спелого помидора.

– Ну, это мягко сказано, – тянет он. Даже не собирается быть вежливым и сказать, что типа все в порядке, не переживай, девочка.

– Я сейчас все приберу, – стремительным кувырком вслед за чашкой кидаюсь вниз.

– Не надо, – слышу строгий голос над головой. – Для этого есть люди.

Я поднимаю вверх глаза. Он не смотрит на меня. Думает о чем-то своем.

– Не надо, так не надо, – соглашаюсь я и быстро встаю. Меня не надо долго уговаривать. Пытаюсь взять себя в руки. Не видать, похоже, мне материала для диссертации, как своих алеющих ушей.

– Не переживайте Вы так, – снова удивляет меня хозяин. – Все в порядке.

– Ох, – выдавливаю еле-еле.

Какая-то отстраненность в нагрузку с жесткостью в этом человеке ведет, похоже, извечную борьбу с привитым с детства культурным поведением и врожденной интеллигентностью. И, мне кажется, первые составляющие его персоны обычно побеждают в этой схватке, иначе он не был бы таким успешным в жизни. Но сейчас все-таки добрый самаритянин показал свою голову. Он сейчас воплощение самых душевных намерений.

Когда же закончатся пять минут моего позора? Хочу уже скорее почувствовать себя героем, вырвавшимся на шумный уютный проспект.

– Я сейчас дам Вам телефон человека, с которым Вы будете в дальнейшем сотрудничать, – довольно мягко произносит он.

– Спасибо, – тоскливо отвечаю. Не думаю, что с тем человеком будет душевнее происходить общение, чем с этим. Но я уже села в эту лодку.

– Пойдемте, – уверенным тоном хозяина жизни говорит он и выходит из комнаты первым.

Я выхожу за ним в коридор и семеню по идеальной плитке до его кабинета.

Он шагает внутрь кабинета, а я в нерешительности останавливаюсь в дверях. Думаю, смысла идти дальше нет. Даже рассматривать кабинет не хочется. Я и так в полном ауте.

Но что-то тревожное, подозрительно-знакомое тянет меня посмотреть на стену, свободную от мебели. Я робко скольжу взглядом в левую сторону и прилипаю взглядом.

«О Боже! Этого не может быть».

Разлившееся по телу напряжение и недоумение можно черпать ковшами.

***