Другие хозяева

– Ты как вообще? – спросил Миша.

– Работаю, – ответил Илья, понимая, что только любимая работа его и спасает. – Все нормально. Справляюсь.

Миша вздохнул.

– Твоя мать говорит, ты на кладбище каждый день ходишь.

Илья тяжело глянул на друга.

– Что еще она говорит? Так я и знал, что вы меня обсуждали.

– Еще говорит, что ты плохо спишь, мало ешь и худеешь. Беспокоится, – невозмутимо ответил Миша, игнорируя агрессивный тон Ильи.

– Зато с ней все отлично, – выпалил Илья и в этот момент отчетливо понял, что его почему-то это задевает.

Или даже не задевает, а…раздражает? Или пугает?

Миша удивленно вскинул брови.

– Тебя это разве не радует? Не ты ли костьми был готов лечь, лишь бы мать поправилась? Массажи, мази, лекарства? Теперь ей намного лучше, она ведет нормальную жизнь, а ты вроде как злишься на нее? – Он сцепил пальцы в замок и прищурился. – Если бы тетя Ира снова слегла, тебя бы это больше устроило?

Миша был прав, и Илье стало совестно. Он хотел ответить, что, разумеется, это его не устроило бы никоим образом, он не то имел в виду, но тут Михаил заговорил снова:

– Ты себя изводишь, я на это уже смотреть не могу. Конечно, то, что случилось, – ужасно и несправедливо. Томочка – прелесть, ей бы жить да жить, но… Не с тобой.

Илья от неожиданности поперхнулся компотом.

– Как ты сказал?

– Ты глазами-то на меня не сверкай, – не смутился Миша. – Томочка была тебе не пара. И не в том дело, что она плохая, а ты хороший, а в том, что ты ее не любил по-настоящему. Хотя бы так, как она тебя. И сам это всегда знал, и мне говорил, а потом вбил себе в голову обратное. Илюха, это была благодарность, привязанность, дружба, что угодно, только не любовь. Томочка и сама это понимала прекрасно, потому и ушла тогда, осенью, перестала с тобой общаться. А после началась вся эта заварушка с отелем, ты, понятное дело, стал за нее бояться, переживать, а в итоге принял свои метания…

– Замолчи, – сказал Илья.

– Томочка потом сама поняла бы это и была бы несчастна. И ты бы понял, даже если еще не понимаешь сейчас, и возненавидел ее.

– Ты пытаешься сказать, – Илья ушам своим не верил, – что смерть Томочки – это нечто вроде избавления? Прекрасный выход из патовой ситуации? То есть моя невеста вышла в окно – и тем самым освободила меня от необходимости мучиться возле нее всю жизнь, да еще и долю в квартире мне, как выяснилось, оставила?

Илья уже не говорил, а кричал, чувствуя, как его колотит от ярости.

– Ты сердишься, Юпитер, значит, ты не прав. Так, кажется? – вкрадчиво проговорил Миша, и Илья не выдержал.

– Пошел вон! – вне себя заорал он. – Убирайся отсюда! Видеть тебя не могу!

Миша и перепуганная Леля ушли, а он все метался по квартире, как животное в клетке. Взялся мыть посуду, разбил графин и несколько стаканов.

Слабый голос в глубине сознания робко пропищал, что, возможно, в словах Миши есть какая-то часть правды, но Илья велел голосу заткнуться так же, как велел замолчать Мише.

Никакая это не правда. Любовь бывает разная, и Илья любил Томочку.

Точка. Каким же надо быть идиотом, какой бездушной скотиной, чтобы на девятый день после смерти человека, в его же собственном доме сидеть и рассуждать, что его (точнее, ее гибель!) – только на пользу!

Неужели Миша – его лучший друг, брат! – действительно говорил это?

Был способен на такую жестокость и черствость?

Гнев, дурная энергия требовали выхода, и Илья зашел в комнату матери. Она сидела в кресле с книгой в руках. Увидев Илью, положила томик на колени и посмотрела на сына.

– Больше не смей обсуждать меня ни с кем. Мое настроение, аппетит, работу, самочувствие – ничего!

– Ты имеешь в виду не обсуждать с Мишей? – уточнила она. – Но мы не…

– Хватит уже пытаться решать, что для меня лучше, что хуже!

Мать хотела возразить, но не стала. Согласно склонила голову: дескать, ладно, так и сделаю.

Она смотрела на сына каким-то очень знакомым взглядом, и через минуту Илья вспомнил, у кого он видел этот непробиваемый, холодноватый взор.

У Миши, вот у кого. Лучший друг совсем недавно глядел на Илью, словно старший брат или отец на нашкодившего дошколенка, хотя никогда прежде не позволял себе этой умудренности и снисходительности.

«Что с ними такое? Они смотрят и ведут себя, словно близнецы», – внезапно успокоившись, подумал Илья.

Как говорила Леля, мать и Мишу изменила близость смерти?

Мать встала с кресла.

– Мне чаю хочется. Налить тебе, сынок?

Илья обвел взглядом ее комнату и увидел сидящую на кровати куклу Габриэлу. Игрушечная красавица смотрела бирюзовым немигающим взором.

– Она тебе нравится? – спросил Илья, вспомнив, что Томочка говорила, как мать в первый вечер после его отъезда нервничала, просила убрать куклу с глаз долой, выбросить ее.

– Милая, симпатичная такая, само очарование, – с улыбкой проговорила мать, подойдя к нему. – Она мне сразу понравилась, по-другому и быть не могло. Кстати, я тут подумала, что хочу сама попробовать делать кукол. Знаешь, прочла одну книгу, и это, оказывается, очень увлекательно – мастерить игрушки. Правда, понадобится много всякого-разного, но это же не проблема, есть даже специальные магазины.