Читаем Другие люди полностью

– Знаешь, Анна Ивановна, надоела мне твоя балалайка! Хочется хоть немного тишины…

Тут же произошел заряд грома! Подлещик выпал из рук, в голове помутилось, Николай Иваныч рухнул подкошенным ясенем на пол. Старым ясенем. Анна Ивановна, держа в руках разбитый о голову мужа струнный инструмент, услышала с улицы:

– Пожар! Анна Ивановна, горите! Пожар!

У клуба заученно запел на проволоке рельс. Народ побежал к дому Николая Иваныча – выносить все. Утро воскресенья – деревня дома. Сняв из красного угла памятную, шитую бабушкой, занавесочку и присунув ее в карман передника вместе с маленьким образом Николая Чудотворца, Анна Ивановна потащила из дома самое ценное из нажитого. Николая своего Иваныча. Все еще убитый громом, тот поехал по ступенькам сеней головой вперед, ноги в чистых послебанных носках пересчитали каждую. Все восемь – у них высокий дом. До этого стоял. Подскочившие молодые парни кто побойчее, накинув на голову тряпье, забегали в огонь, быстро с чем-нибудь возвращаясь. Анна Ивановна надежно командовала, что и в каком порядке тащить. Рядом кудахтала Кузнечиха. Через сорок минут приехал пожарный «Газон» без воды. Николай Иваныч это уже видел. Пожарный расчет покатился к озеру, и когда вернулся, очень успешно залил оставшиеся угли и растащил головешки. Анна Ивановна попросила служивых «за бутылку» уронить печку – так страховка будет выплачена полностью. Что ж бы и не уронить для доброго человека…

Анна Ивановна с Кузнечихой пьет длинный чай из блюдца. Лица красные, а сахар у Нюши хороший – кусковой! В окно видят, как через дорогу Николай Иванович корит лопатой бревна на новый дом. Хорошо корит! Рукастый мужик у меня!

– Вот ведь, Нюша, он мне говорит – балалайка твоя надоела! А я ка-а-к ему ею ябныла – так струны и повисли!

Анна Ивановна показала пухлой рукой как.

Чуня

Как и когда в поселке завелась Чуня – никто не вспомнит.

Населенный пункт разложился недалеко от Ленинграда, и обладал поселкообразующим военным заводом. На заводе выпускали куски ракет и топливо к ним. Чужие здесь не ходили и любого человека с иным цветом кожи, языком и вероисповеданием местные жители вычисляли острым глазом прямо на платформе, к которой прибывала электричка. Быстрый звонок в милицию – и чужеземец уже ехал на встречном поезде обратно. Откуда прибыл. Потому что – тайна тут вокруг.

В поселке жили отличные люди страны. Именно в таких нуждались ракеты. Не могли худшие из худших создавать лучшее из лучшего! Отовсюду съезжались они создавать и творить здесь. В основном из Сибири. Причина их исхода с родины, наверное, еще и в том, что из Сибири до Ленинграда далеко, да и куда хочешь далеко, а от завода близко – всего час езды. Ракетостроители молоды, умны и красивы. Ликом, телом и душой.

А Чуня – нет.

К самым молодым и красивым приезжим девушкам из Сибири, которым завод щедро построил пятиэтажное общежитие с вахтером на первом, любили приходить целоваться местные парни. Хотя, пожалуй, целоваться после работы являлось любимым занятием и самих сибирячек тоже. Не ракетами же едиными в таком-то возрасте! Каких там только не жило – тех зауральских поцелуев! Быстрые и неуловимые от маленьких брюнеток. Осторожные и сухие от натуральных блондинок. Протяжные и уносящие вдаль от забайкальских хвостиков воронового крыла. Все они после рабочей смены в лучших халатиках, которые не обязательно сшиты самыми длинными, собирались на общей кухне. Ждать. Ну, когда же начинать-то!?

Чуня никого не ожидала. Сегодня, равно как вчера, и завтра тоже. Она была в своей комнате.

Дверь на лестницу из общей квартиры с заходом солнца всегда предусмотрительно полуоткрыта. Все три двери на площадке, на всех четырех этажах подъезда – халатиков на всех хватит. На первом встал заслоном вахтер, заняв своими хитроумными, непролазными баррикадами весь этаж. Конечное же – Вахтерша, но ее имя не склоняется вслух и не имеет никакого отношения к женскому роду. К никакому роду она не имеет отношения, оттого, что стоит на пути радости и любви.

– Чу! Шум внизу! Началось! – уши часовых, дежуривших по чувствам от каждой квартиры, потянулись к дверному проему. Внизу звонкие и веселые мужские голоса, ответный рев и пальба словесами из-за надолбов бабы Зины. Сегодня ее смена. Зверюга! Какая-то суета, толкотня, попытка прорыва, жалостливые, но стойкие звуки толкаемой туда-сюда по каменному полу старой мебели заграждений. Стихло.

– Не прошли! Сегодня опять не прошли! Зина – сука! – халатики потянулись в кухню обсуждать. Некоторые часовые все же у дверей – вдруг чудо случится! Чуда!

Чуня за закрытой дверью полутемной комнаты довольно ухмыльнулась – так вам всем и надо!

На пятом этаже недавно поселили последних из экспаток. Политика такая: последняя приехала – живи выше остальных! До тебя доберутся в последнюю очередь, если вообще доберутся. Пусть попробуют! По опыту – выше третьего этажа счастье почти не поднимается. Перехватывается. Пройти может лишь никчемное и злоупотребившее привычками чувство. Так вот, это вам – верхним этажам!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза