Когда начинается творческий конкурс, к нам подходит обеспокоенный Дин.
– Люси, идем со мной.
– Что случилось?
Он берет меня за руку.
– Идем!
55
Другой Дин приводит меня в женский туалет, а сам остается снаружи. Я вхожу и сразу слышу звуки, доносящиеся из одной из кабинок: всхлипывания, стоны, а еще будто кого-то там тошнит.
– Люси? – Зову я.
И с волнением тяну на себя дверь.
Она сидит возле унитаза на полу. Бледная. Вытирает с лица пот.
– Что стряслось? – Я опускаюсь на корточки рядом с ней.
– Бутылка. В гримерной. Я попила, и…
Ее выворачивает.
– Думаешь, туда что-то подсыпали? – убирая ей волосы за уши, спрашиваю я.
– Да. – Кивает Люси. – Я сделала всего глоток и сразу поняла, что это не вода. А потом меня затошнило, заболел живот, и пришлось бежать в туалет.
– Кто-то отравил твою воду?
– Бутылка стояла у зеркала. Кто угодно мог. – С трудом выдыхает Люси. – Но я знаю, кто это сделал.
– Саша. – Догадываюсь я.
– Она часто пила рвотный корень, чтобы избавиться от съеденного за обедом. – Хрипло говорит Люси. – Думаю, это импровизация. Провал в интеллектуальном конкурсе заставил ее действовать реши…
Ее снова тошнит, но мне нечем помочь, поэтому я глажу Люси по спине.
– Мне уже лучше. Правда. – Наконец, произносит она, отодвигаясь от унитаза и прислоняясь спиной к стене. – Уже почти не тошнит.
– Нужно вызвать скорую. – Настаиваю я. – И сообщить дежурным учителям! Саша могла тебя убить, в конце-то концов!
– Люси. – Моя копия берет меня за руку.
– Да?
– Ты должна мне помочь.
– Конечно. – Киваю я. – Сейчас позову кого-нибудь из взрослых, вызову ск…
– Нет. – Она смотрит на меня пронзительно. – Через несколько минут мое выступление, ты должна спеть.
– Что?! Нет… – К такому я оказываюсь не готова. – Нет, Люси!
– Должна. – Настаивает она. – Снимай парик, линзы, дуй в гримерную, надевай платье и выходи на сцену. Я знаю, ты сможешь. Ты помнишь слова.
– Я не… я не пою! Давно не пою! – Мотнув головой, я отшатываюсь.
– Ты
– Но…
– Дин побудет со мной.
– Я не…
– Спасибо тебе. – С трудом улыбается она. – Поспеши!
Умывшись и оставив парик на раковине, я на ватных ногах выхожу из уборной. Оба Дина входят туда, чтобы помочь Люси, а я, не разбирая перед собой дороги, плетусь по коридору в сторону общей гримерной. Слышно, как толпа скандирует имя девочки, выступающей в этот момент на сцене.
Когда я подхожу к нужной двери, та резко распахивается, и мне едва не влетает по носу – буквально за долю секунды я успеваю увернуться.
– А, это ты. – Хмыкает Саша, разодетая в перья. Это она чуть не пришибла меня дверью. Судя по ее взгляду, девушка не ожидала моего возвращения из уборной так скоро. – Ну, удачи! – Насмешливо бросает она.
И толкнув меня плечом, удаляется в сторону сцены.
Ее поведение возмущает меня так сильно, что я разом выдыхаю всю свою нерешительность и, сделав новый глубокий вдох, вхожу в гримерку. Быстро переодевшись и припудрив наспех лицо, я надеваю кошачьи ушки, беру черный карандаш, подвожу глаза и рисую под ними разводы от слез. Улыбнувшись, добавляю усы и ставлю черную точку на кончике носа.
– Больше я не позволю этой стерве портить нам жизнь! – Говорю зеркалу.
И с этой мыслью спешу на сцену.
За кулисами суматоха: меня уже потеряли. Саша корячится, исполняя последние па своего странного танца. Наверное, ее номер называется «Паучиха» – мелькает у меня в мыслях. Но на программке мероприятия значится пафосное «Синяя птица», и это вызывает у меня усмешку.
Упав на пол на последних нотах, Саша замирает. Музыка утихает, зал молчит. Наконец, кто-то начинает жидко аплодировать, и толпа просыпается. Вскочив, Саша отвешивает поклон и возвращается за кулисы. Когда она проходит мимо меня, я стойко выдерживаю ее взгляд.
– Люси Кобер! – Объявляет мой номер ведущая.
И кровь в моих жилах стынет. Что же я наделала? Зачем я согласилась? Я уже целую вечность не выступала! Так долго не пела на людях!
– Иди же. – Подталкивает меня кто-то из организаторов.
Раздаются первые звуки мелодии, и я, пошатываясь от волнения, выхожу на сцену.
– У-у! Люси! Давай! – Слышится из зала.
– Мы с тобой! – Раздается голос.
Я узнаю его – это Август. Как же приятно, что так много людей меня поддерживает. И страшно – опозориться перед ними всеми.
Я подхожу к стойке и беру микрофон.
Софиты так слепят, что мне на секунду приходится закрыть глаза. Сердце замирает, когда я вспоминаю свое последнее выступление с этой песней – в тот вечер погиб отец.
Отведя микрофон от лица, я коротко вздыхаю. Мне приходится сглотнуть, чтобы прийти в себя. Музыка так печальна, она течет словно лунная река, и я позволяю ей подхватить себя и понести к небесам.
–
Я закрываю глаза, вспоминая, как мы недавно пели с Дином в машине. Вспоминаю наше прошлое и настоящее. Стычки, перепалки, милую болтовню и обмен секретами на рассвете.