Другие правила

Таким образом, в сопровождении супруги и фрадштадтца я все-таки добрался до дверей, ведущих в покои наследника таридийского престола. А у дверей уже назревал конфликт. Двое часовых с прибежавшим на шум дежурным офицером наотрез отказывались впустить на охраняемую территорию Лукьянова и Иванникова, и правильно делали! Служба у них такая – никого к царевичу не впускать без приказа, особенно ночью. О чем только я думал, отправляя ребят вперед себя одних?

– Ваше сиятельство! – взвыл дежурный капитан Ильин, завидев в моей руке еще и обнаженную шпагу. – Нельзя! Тем более с оружием!

– Ильин! – обратился я к капитану. – У нас чрезвычайные обстоятельства! Открывай! Под мою ответственность! Если всё хорошо, лично за всё отвечу, если не хорошо, то счет может идти на минуты!

Принимать решение Ильину не пришлось. Щелкнул замок, и из-за дверей показалась заспанная физиономия Савелия – личного слуги царевича.

– Что случилось?!

Не имея больше ни сил, ни терпения кому-либо что-либо объяснять, я распахнул двери и решительно вошел внутрь, снова покачнувшись, едва только Натали была вынуждена отпустить мою руку.

– За мной!

Дверь спальни Федора Ивановича оказалась не заперта, а света от огромного подсвечника в руках Савелия было достаточно, чтобы сразу разглядеть наполовину свесившееся с кровати тело царевича.

– Федя! – заорал я и, позабыв о собственной слабости, бросился к своему другу и начальнику.

В один миг преодолев разделяющее нас расстояние, я схватил царского сына за плечо и потянул вверх, пытаясь одной рукой втянуть его обратно на постель – другая рука по-прежнему сжимала рукоять шпаги. Влажная ткань ночной сорочки выскользнула из моей руки, и тело Федора снова качнулось вниз. То ли так совпало, то ли мое вмешательство послужило катализатором процесса, но в этот самый момент Соболева-среднего стошнило, благодаря чему мне стало ясно, что он жив.

Тут подоспевшие Савелий, Игнат и Иванников подхватили царевича и уложили на кровать, а Наталья Павловна, несмотря на сопротивление Ильина, не желавшего впускать чужеземца к наследнику престола, втянула-таки в спальню фрадштадтского лекаря.

– Дайте больше света! – неожиданно громко скомандовал фрадштадтец, решительно отстраняя Савелия от больного. Лукьянов и Сашка Иванников кинулись зажигать все имеющиеся в комнате свечи.

– Теплой воды и молока! Быстро! – отдал очередное распоряжение лекарь, раскрывая свой саквояж.

– Игнат, сделай! – попросил я своего ординарца-телохранителя, здраво рассудив, что опытный Лукьянов справится с подобным заданием быстрее молодого и застенчивого Иванникова.

– Капитан, – как только Игнат исчез за дверью, обратился я к Ильину, – пошли человека к дежурным во дворе с приказом: никого из поместья не выпускать!

Ильин отошел к дверям для отдачи распоряжений, а я обратил свой взор на лекаря. Тот сосредоточенно смешивал в металлической плошке какие-то порошки, время от времени поглядывая на лицо Федора Ивановича. Выглядело всё так, будто он точно знает, что делает, но насколько можно ему доверять?

– Как вас зовут? – поинтересовался я.

– Георг. Георг Карлович Мейнинг.

– Георг Карлович, он жить будет?

– Да! – решительно ответил Мейнинг. – Но нужно спешить!

С двумя ковшами в руках в комнату вбежал Лукьянов, и лекарь тут же залил приготовленную смесь порцией молока, попутно заставив Савелия протереть смоченным в воде платком лицо царевича.

Ко мне вернулась слабость, тело вновь стал бить озноб. Я только сейчас обратил внимание на ночную свежесть в комнате, несмотря на ярко пылающие в камине дрова. Откуда холод? Следуя простейшей логике, бросил взгляд в сторону уличной стены и обнаружил, что плотные, практически не пропускающие лунный свет портьеры мерно колышутся под воздействием холодного ветра. Оба окна были открыты настежь! Что за черт? Осень на дворе, и даже здесь, в окрестностях Южноморска, по ночам уже достаточно свежо.

Оттолкнувшись от спинки кровати, я направился к ближайшему окну, так сказать, исправить данное недоразумение. Не иначе плохое самочувствие повлияло на работу моего мозга. Ничем иным нельзя объяснить проявленную мной непростительную беспечность. И я до сих пор не знаю ответа на вопрос, благодаря чему остался жив той ночью: то ли собственная реакция спасла, то ли мой ангел-хранитель ни на мгновение не оставлял меня без своего внимания.

Как бы то ни было, но я успел отпрянуть назад ровно настолько, чтобы проткнувшее плотную портьеру жало кинжала остановилось в считанных сантиметрах от моего лица. Не раздумывая, я ударил шпагой в ответ – наконец-то было оправдано мое маниакальное желание таскать ее с собой. Клинок нашел свою цель, и из-за шторы начало заваливаться в сторону чье-то тело. Но времени на разглядывания не было, поскольку оттуда же на меня выскочил одетый в темную одежду и вооруженный полушпагой человек. Лицо его было скрыто черной матерчатой маской. И самым скверным было то, что он был не один – из-за соседней портьеры выметнулись еще двое господ в черном, и устремления их были направлены уже не на меня.