— Не всё, — обиделся Влад. — Удостоверение похоже на подлинное. Больше без экспертизы не скажешь. Снаряжение в отличном состоянии. Насколько могу судить, соответствует концу тридцатых годов. Анахронизмов не замечено. Что отметает версию реконструкторов или сумасшедших, что те, что те что-нибудь бы прозевали. Версия розыгрыша маловероятна. Слишком тщательно подготовлено. Соответственно, очень дорого. Чтобы разыграть четырех идиотов столько денег никто не вбухает. Это говорит о правдивости показаний. Кроме того, при возникновении угрозы жизни участницы, группа приложила максимум усилий для спуска, но из роли не вышла. Жертвовать своим человеком ради шутки, даже затянувшейся и дорогостоящей, никто не будет.
— А что тогда «фиг знает»?
— А всё. Экспертизу провести не могу. А психи бывают абсолютно непредсказуемые. Так что нужны дополнительные данные.
— Могу подбросить, — отозвался из палатки Санек, — медикаментозное лечение пациентки дает поразительные результаты. Девушка еще кэхать должна и без памяти валяться. А она явно подумывает, начать прямо сейчас с Лешкой целоваться или сначала его в ЗАГС затащить.
Из палатки послышалась какая-то возня, после чего док довольно сообщил:
— Что и требовалось доказать. Уже дерется.
— Имеем еще одно косвенное доказательство, — зафиксировал Влад. — Кто еще скажет?
— Ледовая обстановка, — бросил Лешка, высунув из палатки голову. — И стенка на перевале. В последние годы ледники активно тают. Стена — из-за разницы толщины ледового покрова. И лед перемороженный — из глубины он.
— Да? — усомнился Влад. — Считал, что это относится только к нижней части.
— Леха прав, — подтвердил Егор. — Либо всё, либо ничего. Везде тает. Заодно имеем немного подробностей. Перенос не людей, а территорий. Одну границу и момент.
— Момент — появление стенки, — уточнил Лешка. — Во время непогоды.
— Не во время, — уточнил Егор, — перед! И буран из-за переноса! Разница температур и давлений сыграла. Так что в ночь на 22 июня. Между двумя и четырьмя часами утра. Блин!
— Ты чего? — спросил Санёк.
— Четыре утра! Двадцать второго июня сорок первого года! — Егор обвел взглядом помертвевшие лица своих современников, уже все понявших, посмотрел на недоумевающих «предков» и закончил. — Война! С немцами!
— Как война? — Усольцев оторвался от созерцания Егоровского паспорта. — У нас же пакт!
— Срали они на пакт, — пробурчал Влад. — Напали без объявления войны, и вся недолга. Мы победили, но такой кровью…
— Погоди, — сказал Лешка, — еще не вечер. Перенеслась территория. А какая? Киргизия? Памир? Одно ущелье? Весь Советский Союз? Если весь Союз перенесся, а Гитлер остался в прошлом, так и не будет войны.
— А если один Китай? — спросил Санёк.
— Тогда всем кранты, — отозвался Егор. — За пару дней прибьют япошек, потом за неделю раздолбят Гитлера, англичан и американцев. И нас за компанию. И будет сплошная узкоглазая гегемония.
— Вы, товарищи, думаете, — спросил Сергей, — что подобный перенос осуществляется по государственным границам?
— Да ни хрена мы не думаем, — буркнул Лешка. — В наше время физика еще даже не задумывалась об этом.
— Не, физика времени существует, — поправил Егор.
— Да? И что ты о ней думаешь? — ехидно спросил Лешка.
— То же, что и ты. К возникшей ситуации отношения не имеет, — Егор вздохнул. — Вопрос в другом. Что делать? Куды бечь?
— А нет вопроса, — остудил доктор начавшую зарождаться дискуссию. — Наталью, хоть и оклемывается, спускать надо. Втроем это хреново…
— Тогда и думать не о чем. Валим вниз. За полдня тысчонку сбросим. Завтра, если темп не потеряем, выйдем к людям. Там и разберемся, что и как. Либо в Киргизию попадем, либо в Союз. Или еще куда. Сейчас, сколько не гадай, толку — ноль.
— Поддерживаю, — сказал Усольцев. — Наталью вернете?
— Как док скажет, — махнул рукой Егор.
— Запретить не могу, — прикинул Санёк, — но нежелательно. У Лешки на спине намного комфортнее и приятней. Силы больной еще пригодятся.
— Врачи во все времена — известные перестраховщики, — усмехнулся Сергей, — но не выполнять их указания себе дороже. Передаю тебя, Наталья, в жестокие руки эскулапов будущего. Хоть выспишься на скаку…
В неподвижном воздухе висели запахи сгоревшего пороха и солярки, горелого железа и тряпок, свежей крови и прелой листвы и самый паршивый из всех запахов — запах смерти. Ганс, в отсыревшей от росы и висящей в воздухе влаги одежде, не выспавшийся, хмурый и злой потрошил штык-ножом банку мясных консервов из сухпайка. Ночка и утро выдались беспокойными, поляки опять пытались прощупать оборону своими «ночными дьяволами», но сейчас вроде бы всё стихло — самое время перекусить. Сидящий рядом связист, молча протянул Гансу наушники. В ответ на немой вопрос, мотнул головой в сторону расположения основных сил батальона. Понятно — комбат Кнохляйн. Может быть узнал что-то новое и спешит поделиться? Продолжая грызть галету, Ганс снял каску и натянул на голову наушники.