Другие цвета (сборник)

В мире столько сплетен о том, кто мы такие, откуда мы родом, куда идем и кто нас рисовал! На самом деле нас не так-то легко расстроить этими россказнями — будь они правдивыми или ложными. А тот, кто успел хорошо рассмотреть наш рисунок, сразу поймет, что мы не из тех, кто придает особое значение пустой академической болтовне. Мы живем в нашем мире, прекрасно зная, куда мы идем, но делая осторожные шаги, совсем как осел под ездоком. Проблема в том, что все так сильно заняты вопросом, кто мы такие и куда мы идем, что совершенно забыли, что мы — рисунок. Но нам бы хотелось радовать вас не тем, что мы — часть давно забытой истории, а именно тем, что мы — рисунок. Пожалуйста, считайте нас именно рисунком и постарайтесь понять нашу суть, разглядеть наши скромные цвета, услышать, как увлекательна наша беседа, которую мы ведем между собой. Спасибо.

Нам нравится, что мы на этой скучной, простой, грубой бумаге, и то, что нас торопливо нарисовали грубыми линиями. Нравится, что совершенно не прорисованы ни земля, по которой мы решительно шагаем, ни трава и цветы, ни линия горизонта, их отсутствие лишь подчеркивает нашу грубость и примитивность. Нам нравится, что мы — из плоти и крови, что руки у нас — с огромными пальцами; что мы облачены в свободные одежды из грубой ткани; нам нравятся наши грубые и сильные движения, что привязывают нас к земле. Обратите внимание, какое любопытство светится в глазах нашего осла, какая хитринка и тревога в наших взглядах — мы будто боимся чего-то неведомого. Видно, у художника, нарисовавшего нас, был черный юмор. Это ясно по краскам на наших щеках, по грустному виду ослика, по небрежным линиям, которыми нарисованы наши тела. Эта наша тревога, поспешность и суетливые улыбки, отсутствие пейзажа создают особую атмосферу между нами. Однажды, много веков назад, мы в нашей истории брели втроем с нашим ослом по дороге и вдруг встретили художника, и мастер-художник — хвала Аллаху, обладавший талантом (позвольте нам употребить здесь выражение не из нашего времени) — сразу же запечатлел тот миг, будто на фотографии. Вытащив грубую бумагу и перо, мастер так быстро сделал рисунок, что один из нас, который болтал, так и остался на картине с открытым ртом, и стало видно, какие у него уродливые зубы. Мы хотим, чтобы вы любили нас за наши уродливые зубы, за нашу щетину, за наши грубые, неловкие руки, похожие на лапу медведя, за наш грязный, усталый, изможденный и даже чуть злобный вид. Правда, не самих нас, а наш рисунок.

Мы, конечно, знаем, что вы-то думаете только о нашем художнике. К сожалению, вы живете в то время, когда люди не могут любить и понимать рисунок, не зная, кто художник. Ладно, тогда придется сообщить вам: имя нашего художника Мехмед Сиях Калем — Мехмед Черное перо. Возможно, этот же художник нарисовал не только нас, кочевников, но и другие миниатюры — это просто понять по одинаковой манере и теме некоторых других рисунков. Правда, все ученые говорят, что его подпись на краю рисунка была сделана значительно позже. Мы с этим согласны. Рисовавший нас человек не подписывался под нами, так как он жил в то время, когда были важны не подпись, а мастерство и сюжет. Но мы никогда на это и не жаловались. Ведь мы были нарисованы в стародавние времена, когда по рисункам меддахи рассказывали истории, так что нам было достаточно и того, что мы помогаем рассказчикам. Мы же скромные. А когда эти истории были забыты и стало бросаться в глаза, что мы — только рисунок, один смекалистый человек во времена Ахмеда I (1603–1617) кое-как поставил эту подпись в одном из уголков рисунка, хранившегося в стамбульском Дворце Топкапы. На самом-то деле эти слова — не подпись, а просто знак собственности. Только и всего.

Желание приписывать нас кисти какого-либо мастера привело к еще одной ужасной ошибке: ту же подпись начали ставить сплошь и рядом на других рисунках, оказавшихся в тех же альбомах по разным причинам, не глядя на манеру и близость сюжета, а только от того, что все мы были в одном альбоме, в альбоме Фатиха. Историки, много писавшие об известных художниках Ирана или Османской империи, никогда не писали о других, скромных и малоизвестных мастерах: о Дост Мухаммеде, о Казы Мехмеде, о Мустафе Али Сиях Калеме из Гелиболу. В общем, о нашем искусном расторопном художнике не известно ничего, кроме его псевдонима.