Другие цвета

Этот маленький, но столь поразительный рисунок, хранившийся, как известно, ровно столетие назад, в 1905 году, в Стамбуле, сегодня входит в собрание Бостонского музея Изабеллы Стюарт Гарднер. Я наткнулся на этот маленький рисунок на верхнем этаже этого музея, когда однажды бродил по нему среди больших красочных масляных полотен Тициана и Джона Сингера Сарджента. Чтобы рассмотреть его, мне пришлось ненадолго приподнять толстую ткань, закрывавшую витрину и защищавшую картину от вредного воздействия света, и наклониться к рисунку. Когда я наклонился над ним, я заметил, что мое лицо находится на том же расстоянии от картины, что и лицо художника с картины от пустого листа бумаги. Я смотрел на эту маленькую картину Беллини словно падишах на миниатюру в тяжелой и толстой книге, созданной по его заказу; я ощущал некую близость, объединявшую нас! Кроме того, я наклонил голову как нарисованный художник. Думаю, что исламский рисунок отличается от западного рисунка, созданного после эпохи Возрождения, этим опущенным вниз и обращенным в себя, скромным взглядом персонажа, так удачно переданным Беллини. Развитие и степень распространенности исламской живописи были весьма ограничены из-за ее небольших размеров, а также предназначения служить иллюстрациями книги; исламская миниатюра никогда не была предназначена для того, чтобы украшать собой стены, ее никогда не вешали на стены. Нарисованный на этой картине художник своей позой — тем, как он сидит, поджав ноги, своей склоненной головой и тем, как он ушел в себя, — напоминает сильного, властного и богатого человека, например падишаха или принца, который однажды, по всей вероятности, будет рассматривать эту картину. Давайте сравним сидящего по-турецки художника, склонившегося над чистым листом бумаги, с тем, как смотрит на свой рисунок европейский художник, например, на картине «Менины» Веласкеса. На обеих картинах видны край бумаги или холста — материал будущего творения, — перо или кисть художника, а также запечатлена творческая сосредоточенность на лице творца. Взгляд восточного художника, как у Беллини, обращен не на окружающее пространство, а на чистый лист бумаги перед собой, и по выражению его лица становится понятно, что он думает о мире, который он воображает. Традиция искусства османско-иранской живописи заключается в том, чтобы помнить все созданное до сегодняшнего дня и поистине с поэтическим вдохновением повторять все это. А Веласкес заставил художника поднять голову на уровень воображаемой линии горизонта, и он смотрит на весь мир и на все разнообразие окружающих предметов, которые ему предстоит изобразить. Его картину нам тоже не видно (мы только предполагаем, что в картине, на которую мы смотрим, есть другая картина), но по его усталому и внимательному взгляду видно, что Веласкес обдумывает бесконечные вопросы, связанные с композицией огромной картины. А молодой художник на холсте Беллини смотрит на чистый лист бумаги как счастливый молодой поэт, вспоминающий заученное наизусть стихотворение — в некоем метафизическом вдохновении…