Другое море

Незабываемые сцены физического угасания героя становятся и кульминацией романа. Здесь все строится на резком контрасте. Полный сил юноша, потом зрелый, самодостаточный мужчина, гордый, независимый и отличающийся завидным здоровьем, обессиливает, превращается в немощного старика, теряет память. Писательский талант автора раскрывается в полную силу, когда лишь несколькими скупыми штрихами создается объемное кинематографическое изображение ухода героя из жизни, и читатель искренне сопереживает герою. Неподдельной грустью окрашены сцены последних встреч Энрико и Паулы, сестры Карло. Герой был влюблен в нее в юности, и потом, уже после смерти Карло, они не раз встречались. Выйдя замуж, Паула оказалась в Швейцарии, а по окончании еще одной мировой войны, выпавшей на долю их поколения, — она едва ли не единственная оставшаяся в живых из большой еврейской семьи в Гориции. В нацистских концлагерях погибли все ее родственники, включая девяностолетнюю мать, всегда с особой теплотой относившуюся к другу своего погибшего сына. Сам Энрико — в молодости подданный Австро-Венгерской монархии, а в зрелые годы — Итальянского королевства, обзаведясь домом на берегу моря в местах, где проведены незабываемые дни юности, после нового передела европейской карты не уехал, как многие другие, в Италию и в последние свои годы живет уже в социалистической Югославии.

Паула навещает его, невзирая на трудности преодоления новых послевоенных границ. Они идут на берег в том месте, где когда-то провели лучшие дни беззаботной юности и им казалось, что впереди — прекрасное будущее. И тут возникает проникнутое трагизмом ощущение, что семьдесят лет промчались как один день и, пройдя немалый жизненный путь, герои романа вернулись к изначальной точке. Хотя Энрико и Паула всегда были отдалены друг от друга, жизнь проведена вместе. Они понимают, что оставшееся им время сжимается до последнего предела. Цепь пространства и времени замыкает брошенная Паулой в начале века шишка пинии, долетевшая до его середины. Все, жизнь героев, как и сам роман, подошли к концу. Другого моря нет, да если оно где-нибудь и могло существовать, это всего лишь несбывшаяся мечта…

В отличие от многих других, склонных к морализаторству современных писателей и публицистов, Магрис не поучает. Его произведения — не монолог, а диалог автора с читателем, соучастником творческого процесса. Согласитесь, что в современной прозе нечто подобное — большая редкость. Присущий творческой манере писателя историзм, точное воспроизведение канвы исторических событий, заставляет безоговорочно поверить в реальность происходящего. Нарочитая лапидарность авторского стиля сходна с поэзией в прозе. Мало кому из прозаиков удавалась столь проникновен ная, поэтическая выразительность в прозе, в русской литературе с ней связаны те, кто и начинал как поэты: Тургенев, Бунин, А. Белый, Пастернак.

Действие романа разворачивается в первой половине двадцатого века, но нити культурных реминисценций тянутся до древнегреческого гомеровского эпоса и поэзии латинских авторов периода Древнеримской республики. Энрико погружен в глубочайшие вековые пласты европейской культуры, мало интересуясь временами, в которых ему довелось жить и знаковыми фигурами которых являются кайзеры, короли, диктаторы. Люди для них, как и рабы в древности, всего лишь покорные винтики тоталитарной государственной машины, а правят бал, как нередко бывало и раньше, шайки злодеев. Энрико нет дела до этого, и все эти кайзеры, короли, фашистские тираны и коммунистические вожди, собиравшиеся каждый по-своему «осчастливить» человечество, проходят в романе всего лишь вторым планом, оставаясь за кулисами. Эти имена возникают лишь для отсчета времени, отсюда и упоминания о таких исторических лицах, как австрийский кайзер Франц-Иосиф, аргентинский президент Иригойен, итальянский король Виктор-Эммануил III, фашистский дуче Муссолини, нацисты Третьего рейха, югославский правитель Тито, советский диктатор Сталин.