Другое тридцать первое октября (СИ)

Да, было такое. Северус — для Петуньи тогда ещё «нахал Снейп» — собирался в Италию учиться мастерству, как это принято у волшебников, и неожиданно пришёл к ней. Как он выразился, хотел избавиться от долгов и попросить прощения за все обиды, чтобы ничто не отягчало магию и душу. Петунья не поверила, даже разозлилась: она-то думала, что оставила неприятные воспоминания о колдовстве в Коукворте, но нет, Снейп её и в Литтл Уингинге умудрился отыскать. О, как она над ним посмеялась, сколько ядовитых слов наговорила! Будучи уверенной, что Снейп надеялся ученичеством у именитого зарубежного мастера вернуть Лили, Петунья открыла глупому юнцу, что в качестве спутника жизни дорогая сестричка его никогда не рассматривала. До сих пор стыдно вспоминать, а ведь сколько лет уже прошло. К чести Северуса, удар он выдержал с достоинством: не вспылил, не обругал, не проклял — напротив, поблагодарил за откровенность. Разве что смертельно побледнел, так, что Петунья запоздало испугалась, как бы влюблённый придурок ничего с собой не сотворил. Слава Богу, он не сотворил. Даже признался потом, что благодаря её жестоким словам окончательно снял розовые очки в отношении Лили, всё осмыслил и… после окончания учёбы остался в Италии, где встретил свою Медею.

— Но я до последнего надеялся на иное. Лили всё всегда просчитывала: со мной, с Поттером, а тут… — Северус с чувством выругался по-итальянски. Языка Петунья не знала, но тон и экспрессия не оставляли сомнений. — Как она?

— Пока держится. Очень боевая. Она аппарировала в это ваше Министерство, сказала, что Поттеры поплатятся.

Северус фыркнул.

— Гриффиндор, этим всё сказано.

— Сев, у неё есть шансы? — взмолилась Петунья. Ей вдруг пришло в голову, что никто из них не задумался, как тяжело отобрать опеку над ребёнком у другого родителя. Особенно, если у тебя ни денег, ни связей, ни собственного жилья. При таких условиях и в обычном мире дело заведомо проигрышное, а уж у волшебников!

— А ты как думаешь? Конечно, ни единого. Кто Лили, и кто Поттеры! Это же всё равно, как если бы ты, например, получила гражданство Ватикана и захотела стать Папой Римским. У Поттеров деньги и имя, а Лили для магов никто.

— Но она сказала, что пойдёт к Дамблдору.

— И что? Дамблдор пусть и глава Визенг… эээ, то есть верховный судья, но этим судом у магов семейные дела не рассматриваются, только, ммм, уголовные. Даже если бы и рассматривались, я уверен, Поттеры бы легко доказали, что действовали в своём праве. Помнишь, я рассказывал про виды брака, министерский и магический?

— Да-да, помню такое.

Настоящий, магический брак, заключавшийся ритуалами или обращением к Магии, не расторгался. В общем-то, правильно, ведь семья должна создаваться на всю жизнь, а не с бухты-барахты, чтобы супруги разбежались в разные стороны через пару лет. В этом плане с ненормальными волшебниками Петунья Дурсль была согласна. Но так называемый министерский брак она сравнивала даже не с аналогичным союзом у обычных людей, а просто с сожительством. У маглов бумажка с печатью на официальном бланке имела силу, однако для волшебников всё иначе: мужчина и женщина, женатые таким браком, по Магии (вот что сложнее всего оказалось принять — Магию как живое высшее существо) оставались совершенно посторонними друг другу.

— Лили на последних курсах буквально помешалась на кровной и родовой магии, ей эта «тьма», по-моему, везде мерещилась. Поттер от неё не отставал. Уверен, что сочетались эти олени именно министерским браком. Но обычно ребёнка потом всё равно вводят в род отца или матери.

— Да, Лили упоминала про ритуалы. Она была против, а Джеймс её не послушал.

— Сколько лет мальчику? Примерно полтора года? Тогда понятно. В этом возрасте проводят последний обряд из цепочки, окончательно отсекая магическое ядро ребёнка от ядра матери. Значит, маленький Поттер — и по магии Поттер. Так что согласно старым магическим законам Лили прав на этого ребёнка действительно не имеет. Никакой Дамблдор, будь он хоть трижды председателем Визенгамота, этого не изменит.

— Какой… какой ужас, — прошептала Петунья. Северус только что растоптал её последнюю надежду на более-менее благоприятный исход дела. Бедная Лили! Бедная сестрёнка! — Но ведь нужно что-то делать! Можно же как-то… Так нельзя!

В тишине, долгие секунды пугавшей её из телефонной трубки, легко считывалось всё то, что Северус думал о Лили, Поттере и ситуации, в которую они себя загнали. Господи, лучше бы он ошибся в своих рассуждениях! Ведь если Северус прав, то…

— Пети, я повторяю — без вариантов. Максимум, на что может рассчитывать Лили, так это просто видеться с сыном. Поттеры имеют право вообще не рассказывать мальчику, кто его мать, и другим запретить говорить. Расторгнуть министерский брак для таких волшебников, как они, раз плюнуть. Предлог какой угодно можно подобрать, хоть плохой хозяйкой обозвать, хоть в презрении законов Магии обвинить. Поведение Лили, если она осталась, какой я её помню, только усугубит её положение.