Другое утро

Хоть бы Ленка перестала наконец повторять свои бесконечные «примчится», «прибежит как миленький», ведь Аксенов может подумать, что это о нем! Но Ленка как специально все продолжала и продолжала свою успокоительную речь, и тогда Ире пришлось сказать:

– Знакомьтесь.

Ленка вздрогнула, обернулась, но своего удивления не высказала ничем.

– Аксенов, – произнес он.

– Елена Васильевна, – важно, даже царственно представилась Ленка.

– Ириш, мне некогда, опаздываю на самолет. Проводи до аэропорта, – сказал он, глядя куда-то мимо Иры. Она хотела возмутиться таким самоуправством, но в его глазах на секунду, только на одну секунду мелькнуло все то же выражение беспомощности. И она попросила:

– Лен, вот ключи, закрой офис, ладно? Только свет не забудь проверить и компьютеры. А то я не успеваю.

Глава 8

– А… Шарлотта Корде! Добрый вечер, Ирина Сергеевна, – засмеялся Петрович, открывая перед ней заднюю дверцу.

Иру неприятно удивило, что он хорошо помнит тот давнишний разговор и знает ее имя. Аксенов – ладно, но этому веселому отставному гэбэшнику какое до нее дело?

А то, что Петрович – гэбэшник, видно невооруженным взглядом. У них в редакции на излете советских времен крутился один такой «прикрепленный шеф», ходил и разговоры по душам заводил. И лицо у него всегда было такое доброжелательное-доброжелательное, и манера общаться такая дружески-фамильярная, словно он с тобой родился в одном роддоме и вырос в одном дворе. Правда, особых инцидентов, связанных с органами, Ира в редакции не запомнила, но все равно неприятно, что у кого-то такая работа – в душу влезать и выводы из этого делать.

Фу, гадость какая.

– Здравствуйте, – вежливо и холодно поздоровалась Ира с Петровичем и водителем, у которого видела только спину да глаза в зеркальце напротив. Аксенов сел рядом с ней, пожалуй, слишком рядом с ней, если учитывать, что на просторном заднем сиденье можно уместить еще пару-тройку таких, как они. Когда Петрович захлопнул за Аксеновым дверцу, сам устроился на переднем сиденье и машина тронулась с места, Ира испугалась.

Испугалась, что вот так, слепой овцой, пошла за ним и что теперь он может протянуть руку и обнять ее прямо здесь, в замкнутом пространстве салона, на глазах у двух совершенно посторонних для нее мужчин, которые будут думать о ней черт-те что. Этого ей ни за что не вытерпеть, и она станет потихоньку, чтобы не услышали водитель и Петрович, выворачиваться из-под его рук и шептать «не надо», но они все равно услышат, все поймут. И ее глупое детское манерничанье еще больше развеселит этого развеселого Петровича и даст водителю повод лишний раз поскалить зубы.

Нужно было придумать что-либо правдоподобное, ну там, что мама сегодня приедет и будет под дверью сидеть, и выскочить из машины у ближайшего метро. Тогда никто не будет зубоскалить, напротив, и Петрович, и водитель все поймут и молча посочувствуют шефу, бывает, дескать, срывается рыбешка с крючка, от мужских проблем никто не застрахован. Даже Аксенов. Это ее и остановило. Она почему-то не могла допустить, чтобы этому, по сути дела, постороннему ей человеку, если не считать единственной бездарной ночи, сочувствовали его же подчиненные. Так она и просидела всю дорогу, умудрившись на мягком сиденье вытянуться в струнку.

Аксенов тоже не шелохнулся. И не сказал ей ни слова. Только пару раз попытался разрядить обстановку, спрашивал у Петровича о всякой ерунде – природе да погоде.

Но Петрович вопреки Ириным опасениям зубоскалить был не настроен, отвечал односложно, не поворачивая головы.

Видимо, думал о чем-то своем. Так и проехали сорок минут до аэропорта в напряженном молчании, вглядываясь в скучный пейзаж за окном.

– Сергей, выйдем на минутку, дело есть, – строго сказал Петрович водителю, и парень нехотя полез под дождь. Они остались в машине вдвоем, и хотя Ира прекрасно понимала, что стекла затенены и снаружи их не видно, от ощущения, что их рассматривают как под микроскопом, отделаться не могла. Она-то прекрасно видела, как водитель ежится под холодным ночным дождиком и не отводит от машины взгляд. Аксенов по-прежнему молчал и не шевелился. В темноте салона она уловила знакомое еще по тому давнему разговору в сибирской гостинице характерное выражение его лица, с затвердевшими скулами и поджатыми губами.

– Александр Николаевич, вы, наверное, хотели мне что-нибудь сказать, раз потащили в такую даль, так говорите, а то времени мало, ваш вылет в двадцать три ноль пять.

Аксенов по-прежнему молчал и смотрел мимо нее, Ира не на шутку разозлилась. Поглядите, пожалуйста, какая важная и ценная личность! За два дня он не нашел пяти минут, чтобы позвонить, и разговаривать с ней он может только под бдительным оком охранника, ни на секунду не задумываясь, каково это ей. И Иру понесло: