Время шло, словно медленно стекающая по дереву смола. И в какое-то мгновение оно остановилось вовсе. Отовсюду разносился мерзкий шёпот. Люди не умолкая продолжали сочинять сплетни о Йене, поливая его грязью и другими словесными помоями. Женщина, которая ближе всего сидела к нему, вдруг соскочила с места и с отвращением плюнула в его сторону. Стража тут же подбежала к ней и попыталась усадить её на место, но рьяно вырываясь, она буквально кричала проклятья, пока её не вывели из зала совсем.
– У тебя мокрые ладошки, – раздался сбоку голос Джеймса. Пропустила момент, когда он взял меня за руку. – Тебе нехорошо?
– Нет, всё нормально, – вытащив руку, сухо произнесла я.
Йен сидел неподвижно и смотрел куда-то под ноги. Он даже не шелохнулся, когда та женщина сделала попытки унизить его. Седая прядь выбилась и теперь свисала ровной линией вниз. Руки были сложены в замок, а между бровями пролегла хмурая складка. Будто почувствовав мой взгляд, он дёрнул головой и резко поднял её. Его глаза встретились с моими.
Я не раз видела, что происходит с людьми, когда они ожидают своего приговора. В их глазах всегда читалось одно и то же. Отчаяние и страх. Но у Йена ничего этого не было. В его глазах было принятие и… нежность. Если первое ещё объяснимо, то второе не поддаётся никакому анализу. Словно так и должно быть.
Я убрала взгляд первой. Снова наступило это удушающее чувство. Пульс участился, а из лёгких выкачали весь воздух, не давая сделать новый вдох.
Когда стало невыносимо терпеть это дальше и я уже была готова покинуть зал, дверь распахнулась, являя членов Совета и Судью Эндрю Джонса.
– После недолгого обсуждения суд и члены Совета пришли к единогласному решению.
В зале наступила гробовая тишина, были слышны только вой ветра и стук бьющихся веток об окно.
– Обвиняемого по статьям 105, 135.20 и 125.20 Уголовного кодекса Семи городов, а также за соучастие в преступной группировке – приговорить к смертной казни. Решение окончательное и обжалованию не подлежит. Приговор будет исполнен тринадцатого декабря две тысячи двести двадцать четвёртого года в пять часов дня по местному времени.
– Послезавтра? – вопрос сам сорвался с моих губ. Но так тихо, что лишь я одна могла его слышать.
И в эту же секунду народ обезумел. Крики, топот ног, ужасные фразы, которые вылетали из их уст. Всё это перемешалось в одну громкую массу шума. Люди скалились и бросали в Йена, всё что попадётся под руку, словно дикие животные, которые учуяли очередную жертву.
Я не смотрела, как его выводят из зала. Я не обращала внимания на беснующуюся толпу. У меня было лишь одно желание – побыстрей добраться до своей комнаты и забыться сном. Это всегда помогало. Есть надежда, что поможет и в этот раз.
В детстве нас пугают страшными сказками, чтобы мы ложились рано спать, не говорили с незнакомцами и были добрыми сердцем и душой. Они всегда поучали нас, пытались донести заложенную в них мораль. Учили целеустремлённости, хитрости, принятию, преданности, дружбе, прощению и любви. Но они не научили одному – умению отпускать.
Когда я была маленькой, мне часто снились кошмары. Особенно они любили посещать меня после сказки «Красная шапочка». Фрагмент, где волк съедает бабушку, вселял панический страх и чувство безысходности. Я всегда кричала во сне, но никогда не признавалась никому из-за чего. Мне казалось это постыдным и недостойным будущего солдата. Если ты боишься обычной глупой сказки, то что же ты будешь делать в реальном мире?
Я мечтала научиться управлять своими сноведениями. Я читала где-то, что это возможно. Но сколько бы я ни пыталась, ничего получалось. Как только я засыпала, кошмарный сон поглощал меня и не отпускал до самого утра.
Вот и сейчас, я хочу кричать, но не могу. Я хочу бежать, но мои ноги вросли в асфальт. Я хочу, чтобы на улице стоял ясный день, но в небе ночь. Я не знаю этого места. Вроде всё как обычно, заброшенные здания, заросший травой асфальт, дикие ветви кустарников. Но что-то не даёт покоя. Тут слишком тихо. Я всматриваюсь в тёмные переулки, боясь обнаружить, что не одинока в этом месте. Но ничего не происходит. Я здесь совершенно одна. Мне становится холодно. Я чувствую порывы ветра на своей коже, но трава не двигается, словно он касается только меня.
Где-то справа слышен треск, и я оборачиваюсь.