Другой

Лёня вышел из полуобморочного состояния. Он, вообще говоря, очень хотел жить. И совершенно ошалел от мысли, что попадет в неописуемые миры. Как он там сможет существовать? В божественном Лёня считал себя идиотом, и не представлял, как он может пребывать в бесконечной жизни. Его беспокойству не было предела. «Я ведь идиот! — закричал он однообразно. — Я законченный идиот по отношению к высшим мирам! Что я могу пискнуть перед лицом Бога?!! Не хочу туда, не хочу, боюсь. Я просто растаю там, как какая-то иллюзия. Не хочу, не хочу! — он окончательно потерял голову и завыл — Уж лучше в ад! Там есть счастливые людоеды. Энергетические вампиры то есть. Хочу в ад! Хочу в ад! К людоедам, вампирам, пожирателям человеков, хочу туда!» — казалось, он сошел с ума. Он вдруг затанцевал на одной ноге. Кругом была пустота. И внезапно перед ним возник тот самый странный, как будто бы невещественный человек, который хорошо запомнился ему. Возник и заговорил, но как-то телепатически, какое уж в неописуемых мирах может быть иное общение, кроме сверхъестественного.

— Лёня, успокойся, не безумствуй, не прыгай, здесь тебе перед лицом всемогущего Бога не сумасшедший дом!.. И не сцены из Достоевского. Слушай меня внимательно, иначе утонешь в бездне. Прежде всего, ты должен опять стать самим собой, совершенно тихим. Тише мысли. Это тебя спасет. Ни о чем не думай, пропадешь иначе. Наш комментатор еле унес ноги. Но ты не останешься без внимания. Тебе объяснят, разумеется, кто ты такой в самом деле и чего тебе ждать. А я в любом случае никогда не оставлю тебя. Крепись и не бурли мыслями. Кое-что поймешь… Будь пока мышкой-невидимкой, хотя и не прост ты на самом деле, ох не прост. Иначе ты бы не попал в такой переплет.

И неведомый друг исчез. Его слова подействовали на Леню на редкость ободряюще, точно он выпил эликсир молодости. Он и сам удивился этому.

— Кто же здесь еще остался?!!.. — крикнул он внутри себя вслед неведомому другу.

— Два-три человека наберутся, не более, — осветился ум Одинцова ответом.

— Да как вас зовут? — радостно взвизгнул Лёня, в уме конечно.

— Это не тайна, Леня. Меня зовут Аким Иваныч. Запомни это имя навсегда…

И Аким Иваныч стал недоступен, словно провалился.

Лёня вдруг решил проанализировать ситуацию. Но воззвал: «Аким Иваныч! Как я могу не думать?» «Глупости можно думать, — выплыл все-таки ответ от недоступного. — Но, не дай Бог, что-нибудь серьезное».

Лёня устыдился своего стремления к анализу. Стал пристально вглядываться, где он и что. Никаких человеков в этом корабле света он не увидел. Но этот сгусток энергии и света продолжал куда-то двигаться, не двигаясь по существу. Иными словами, Лёня понял, что ничего определить словами, что являлось вокруг и внутри, он не в состоянии.

— Аким Иваныч! — слезно позвал он. — А где же те два-три человека?

— Ты стал надоедлив, как собачонок, Леня. Это не позиция в сфере неописуемого. Может быть, сам увидишь их, когда надо. Первым увидишь… Но хватит. Я сам возникну…

Лёня совсем смирился. Он вспомнил своего кота, который все время спал. «Как я хотел бы быть таким котом, — вздохнул он в душе, — ни о чем не думать, а только мурлыкать и мурлыкать. Мурлыкать во сне год, два, три, сто лет, двести, триста… до конца. Но мне этого не дано».

Вдруг, при полном молчании всего и вся, двери открылись. «Это мой конец! — подумал Леня. — Аким Иваныч! Аким Иваныч! — завопил он в истерике, — не пускайте меня туда! Аким Иваныч! Я не готов!»

Никакого ответа. Одно молчание.

Но некая сила заставила его успокоиться. И он утих. Внезапно появилось иное, духовное зрение.

Он увидел, что по некоей светоносной дороге, распростертой не только над всеми Вселенными, но и самим небом с его мирами, идет одинокий человек. Он идет туда, где возникло нечеловеческое существо, подобное Солнцу. Что было внутри этого сияния, Лёня не мог и помыслить. Он только заметил, что голова человека превратилась в такое же Солнце, только очень маленькое, но той же природы. Поэтому человек и шел к себе подобному… Далее Лёня потерял все: мысль, сознание, рассудок… Но когда очнулся, увидел, что он по-прежнему в корабле. И немыслимый этот корабль продолжал свое движение, уже, конечно, давно вне всякого пространства. Лёня, дико озираясь на самого себя, стал неслышно орать, топать душою, словно его душа превратилась в слона, и вести себя так, что даже жизнь в сумасшедшем доме показалась бы банальной по сравнению с состоянием его души.