Другой

Около пятнадцати минут потребовалось Голиафу, чтобы понять, что старик, теперь сидящий рядом, не стесняясь рассматривает его и даже ничего не заказывает хотя бы ради приличия. Решив отомстить, Абатуров устремил притупленный взгляд на старика, начиная рассматривать в ответ, и какого же было его удивление, когда ответная реакция у этого внезапного седого господина отсутствовала! Заинтересованный, Голиаф, внимательно рассмотрел старое, морщинистое лицо с седой, но заметно ухоженной бородой, что шла тонкой дорожкой от его уха, постепенно расширяясь, захватывая подбородок и искусно скрывая ямочку над верхней губой, после послушно сужаясь до неширокой дорожки вновь, доходя таким образом до другого уха. Глаза были красивого зеленого оттенка, казались открытыми, но немного грустными, а седые, забранные назад волосы блестели, освещаемые желтой барной лампой. Незнакомец улыбнулся юноше, но улыбка эта была погребена под густой бородой, поэтому догадаться можно было только по чуть прищурившимся глазам.

– Я застал вас врасплох?

– Нет, – не отрывая пытливого взгляда, ответил Голиаф.

– Я думаю, что так оно и есть. Я слышал, как вы разговаривали с молодым человеком, и тема вашего разговора меня… Довольно заинтриговала. Что вы имели в виду, когда так выражались о чувствах?

– О каких?

– О чувствах в целом. Вы сказали, что ваш друг живет ради чувств, почему?

– Потому что так и есть.

– Вы считаете, что эмоции и чувства не нужны человечеству? Правый уголок губ юноши сам дернулся в улыбке.

– Совершенно верно.

Старик прищурил глаза, вскоре снова улыбаясь.

– Почему?

– Эмоции сильно стопорят прогресс. Если бы не было эмоций, прогресс был бы куда значительней.

– И для кого же тогда этот прогресс будет нужен?

– Для людей.

– Зачем он будет нужен людям без эмоций и без чувств?

– А зачем он людям с эмоциями и чувствами?

Мужчина поднял брови, не ожидая подобного вопроса, и даже хотел что-то сказать, но решил, что что-то доказывать сейчас довольно бесполезно. Помолчав немного, он все же спросил:

– Как вас зовут?

– Голиаф.

Мужчина довольно сильно удивился:

– Ваши родители не читали Библию?

– Не думаю.

– Что ж, это понятно…

– Меня не обижают ваши слова.

– Я рад слышать это, – улыбнулся старик.

– Нет. Вы не поняли. Я не умею чувствовать.

– Не умеете? – с искренним любопытством поинтересовался мужчина.

– Не умею. С раннего детства я не был похож на остальных. Все вокруг смеялись так громко, а плакали так искренне, что я начинал завидовать. Я не умел этого. Потом я понял, что нужно делать, чтобы тебя считали обычным, но я каждый раз контролирую каждую эмоцию, которую собираюсь сделать, – в глазах студента вновь проснулся опасный огонек, минувший его совсем недавно, – Но только сейчас я понял, что это не отклонение и не порок. Я послан человечеству. Люди должны стать такими же, как я, мы должны убрать из жизни грусть и радость, и тогда научный прогресс будет неминуем, – Голиаф развернулся к старику полностью, становясь к нему слишком близко, надеясь вызвать ту же реакцию, какая была у Дмитрия, но с удивлением и интересом обнаружил, что незнакомцу вовсе не неприятно. Ему все равно. Это только разогрело интерес, – Все ненужные эмоции и чувства опьяняют, не дают здраво мыслить. Если бы был способ избавить человечество от этого порока, мы бы шагнули на несколько сотен тысяч лет вперед, у нас были бы технологии, недоступные более никакой расе во Вселенной, мы бы…

– И как же избавиться от эмоций? Мне действительно интересно, Голиаф.

– Я верю. Есть способ, – юноша продолжил уже значительно тише, – Нужен чистильщик. Я такой не один. Но таких, как я, запирают в психлечебницах, хотя на самом деле никто не знает, кто прав, а кто нет. Может, шизофрения это способ попасть в другую реальность, а не болезнь? Вы ведь знаете почему их запирают. Скажите мне… Я хочу услышать от вас.

– Они другие.

– Все верно. Другие. Может, они вовсе не сумасшедшие, как принято считать, а наоборот, гении?

Повисла напряженная пауза. Обдумывая все, что сказал юноша, старик подал голос первым:

– Вы говорили про чистильщика. Неужели вы думаете, что если убить всех, кто ярко выражает эмоции, мир станет лучше?

– Не обязательно убивать. Но нужно убрать.

– И женщин?

– Да.

– И детей?

– Да.

– И работяг?

– Да.

Мужчина, сильно озадаченный, опустил взгляд, раздумывая, и вскоре поднял глаза на юношу.

– Почему вы решили рассказать это мне?

– Я не знаю. Мне кажется, вы такой же, как я.

– Как вы это поняли? Интуиция?

– Возможно.

Старик хрипло засмеялся.

– Голиаф, у вас не может быть интуиции, вы ведь безэмоциональны!

– Так и есть. Вы меня подловили.

Мужчина, помолчав немного, заговорил:

– Позволите я расскажу вам историю про одного человека? – Абатуров заинтересованно склонил голову вправо, и незнакомец заговорил.

II