Другой

Амбал тряхнул головой, сглотнул, ничего не понял, но решил-таки действовать, особо не раздумывая.

Одна рука сграбастала жертву за грудь, другая поднялась для удара. Егор закрыл глаза. В голове путалась несуразица: «Я сразу потеряю сознание, или потом, когда уже почувствую боль? А нос у меня крепкий? А челюсть? А может, он всё-таки не ударит? Может, случиться чудо? Чудо, молю, свершись!»

Кулак заехал в лоб, но как-то вяло: мучитель, видимо, ещё не взъярился. В голове, тем не менее, сразу зашумело. И неожиданно ушел страх.

«Ах ты… Да что я тебе сделал, гад?»

Голова Егора на мгновение стала ясной и холодной, а потом… он уснул. Он отчетливо понимал, что спит, и что все, что происходит с ним, происходит во сне. В его сне.

В этом сне у обдолбанного громилы было вполне приятное лицо человека, не сильно потакающего своим слабостям. Человек отпустил Егора, разжал кулак и протянул ему руку. Тот с удовольствием её пожал, ничуть не удивившись.

Блондин, в свою очередь, перестал с воем кататься по траве и поднялся на ноги, убрав руки от головы. Физиономия у него тоже стала заметно лучше: исчезло выражение кроличьей озабоченности, успокоились бегающие глазки.

Он подошёл к Егору и тоже протянул ему руку. Потом вместе с приятелем уселся на скамейку, и оба о чем-то глубоко задумались, уставив ясные глаза в ночное небо.

На душе у Егора стало легко, да так, что казалось — подпрыгни, и полетишь. Он глубоко вздохнул, сдерживая это желание, и огляделся. Импортный sportcar ласково мурлыкал неподалёку.

— А можно, я покатаюсь на вашей машине?

— Конечно. Катайся, сколько хочешь.

Егор подошёл к чуду инженерной мысли, погладил изящный капот. «Хорошая…» Забрался на место водителя, вдохнул дорогой запах кожи и дерева. На заднем сиденье кто-то деликатно чихнул. Егор обернулся.

Две неизвестные русские красавицы приветливо улыбались водителю. Открытые добрые лица, без следов вульгарности и косметики.

— Покатай нас, рыцарь.

— Я не рыцарь. Они были грязные и злые. Я другой.

Сиденье пришлось водителю изумительно впору. До этого Егор водил машину три или четыре раза, на первой скорости и по прямой дороге. Но тут, стоило ему только взяться за руль, как автомобиль сам рванул с места, и, не прошло и пяти секунд, как они уже мчали по ночному городу с ошеломительной скоростью. В глазах начало рябить от фонарей, сердечко юноши комом застряло в горле, в ушах зашумело и засвистело (откуда только? а, люк ведь был поднят), так что Егор даже непроизвольно открыл рот. Но потом он начал улыбаться, и рот сам собой закрылся.

Здорово было… Полная свобода. Свобода жить на пределе и ничего не бояться.

Сны бывают разные. В этом совсем не было страха.

Машина как-то сама собой начала притормаживать и остановилась прямо напротив подъезда, где жил Егор. Он вылез из машины, погладил на прощание капот. Красавицы оказались рядом, и каждая поцеловала его в губы. Это были первые в его жизни поцелуи, и были они целомудренными и волнующими одновременно. Задохнувшись, Егор оттолкнулся всё-таки от земли и поплыл вверх, к открытому окну на седьмом этаже. Красавицы махали ему ручками.

В состоянии невесомости Егор некоторое время ещё парил в своей комнате, пока наконец не приземлился на диванчик. И тут разом навалилась усталость, и перед глазами всё закружилось, а потом его стало засасывать в открывшуюся воронку: глубже, глубже…

Пока он не увидел Машу.

Рассказ пятый. Антон Григорьевич и зазеркалье

… Когда Егор открыл глаза, то, повернув голову, немедленно увидел сидящего в низком кресле Антона Григорьевича. Одна ножка у кресла была сломана, и светило в области «чего-там-мудрёного» задумчиво покачивался туда-сюда, очевидно, рискуя обломить ещё одну опору с непредсказуемыми последствиями.

За окном смутно лучился погожий осенний вечер. Егор кашлянул. Антон Григорьевич вздрогнул.

— Ба, проснулся наконец! — бодро произнёс гость. — Вовремя. Я уже начал беспокоиться.

Юноша свесил ноги на пол, обнаружив, что он в одних плавках. Быстро натянул шорты и майку, хмуро осведомился:

— С чего беспокоиться-то? Ну, поспал до вечера. А вы-то как здесь?

— Ты проспал два с лишним дня, — Антон Григорьевич помял себе лицо ладонью. Выглядел он неважно. — Я тебе звонил, телефон взяла мама. Мне пришлось представиться. Потом звонил ещё, и опять разговаривал с мамой. Она уже не знала, что и думать насчет твоего богатырского сна. Тогда я приехал сам, обследовал тебя и решил, что ты должен скоро очнуться. — Тут Антон Григорьевич скупо улыбнулся. — Мы с твоей мамой тебя раздели, ты уж извини за фамильярность. Нашли яйцо, я сказал, что это мой подарок. Ты молодец, что тогда его забрал, пусть будет при тебе: я по-прежнему уверен, что так будет лучше всего. Сегодня я заглянул к вам снова, с полного согласия твоей мамы, и вот… Мы беседуем.

— А я Машу видел, — тихо выдохнул Егор.

Антон Григорьевич разом постарел и осунулся. Он ничего не сказал, только глаза умоляюще вперились в лицо юноши. Тот заторопился:

— Я её недолго видел. Как бы и во сне, и наяву… Она где-то там… В зазеркалье.