Другой

— О-о, дружище!! — радостный звонкий голос наполнил паб, а тяжелая рука тут же легла на плечи Голиафа. Юноша, повернув голову, увидел с собой еще одного однокурсника, самого богатого на темную растительность на живом лице, которую тот тщетно пытался брить, и, видимо, самого неуспевающего в группе.

Рассмеявшись, тот похлопал Голиафа по плечу, — Даже полудня нет, а ты уже виски хлещешь?!

«С этим можно не стараться» — благоразумно заметил Абатуров, поэтому решил не напрягать лишний раз свои лицевые мышцы — они еще должны пригодиться для более важных людей.

— Привет.

— Неразговорчивый, ха! В целом, все как обычно, — зевнув, студент по имени Дмитрий с удовольствием уселся рядом с другом,

— Ну, что нового?

— Да все по-старому, — положив телефон в карман, ответил Голиаф, пригубив немного виски.

— Это тоже хорошая новость! — юноша довольно улыбнулся и, насмотревшись на собеседника, сделал заказ и себе, — Слушай…

— М?

— Ты вот как знающий человек мне скажи… Зачем нам учиться?

— В каком смысле?

— Ну вот зачем? Мы ведь живем в 21-м веке, все самое лучшее уже изобрели, и человечеству совершеннее уже не стать, а даже если это и возможно, то зачем? Источник безграничной информации у нас уже есть, роботы, которые могут выполнять за нас работу, есть, а нам-то зачем этому всему учиться? Я думаю, что люди уже достаточно развили мозг, чтобы начать развивать сердце!

Слушающий все это без особого энтузиазма, Голиаф вдруг заинтересовался и даже повернул голову в сторону Дмитрия, чтобы слышать лучше:

— Ну-ка…

— Что? — похлопав глазами, спросил собеседник, немного не

понимая реакции Голиафа, но все-таки продолжил — Разве это не так? Люди веками, тысячелетиями изучали науку и только науку! И вот, наконец, мы живем в то время, когда можно думать только о своих чувствах и чувствах других людей, казалось бы, но..! Эх…

Абатуров медленно кивнул, чуть сщурив глаза.

— Хочешь сказать, наука больше человечеству не нужна? — неконтролируемая улыбка вдруг появилась на лице юноши, и она могла бы стать еще больше, если бы Голиаф не остановил её.

— Угу… — ничего не заметивший Дмитрий глотнул виски, — Ты не согласен?

«Зачем ты вообще учишься на инженера?» — витал в голове у Абатурова вопрос, который он все-таки не решился озвучивать. Смотря слегка диковатым взглядом на собеседника, Голиаф чувствовал, что сердце его бьется все быстрее.

Он первый раз расскажет о своей идее.

Приблизившись к Дмитрию, почти к самому его носу, Голиаф, не отрывая от него своего мертвого, но оживленного ожиданием взгляда, наслаждался дискомфортом собеседника. Студент прекрасно понимал, что нарушает личные границы, но не собирался с этим ничего делать.

— И что же ты делал бы без науки?.. — почти шепотом спросил юноша у Дмитрия, чьи глаза растерянно бегали по лицу собеседника, не зная, за что зацепиться.

— Я же сказал… Я бы любил, радовался и…

— Зачем тебе любить и радоваться?

— Как зачем? — почти обиженно спросил тут же испугавшийся студент,

— Ты задаешь странные вопросы… Да и я этот разговор начал не с той целью, чтобы… Ну… Ты понимаешь…

Шумно вдохнув воздух носом, Голиаф откинулся на спинку барного стула. В его глазах погас огонь, сделав их вновь бледными, и Абатуров отвернулся к столику, потеряв интерес к Дмитрию, который тем временем продолжал растерянно оправдываться:

— …да и не хотел я… Я думал, я тебе на универ пожалуюсь, ты мне тоже… Так, поговорим о пустом, да и все, а ты…

— Я не спрашивал.

— А?..

На юношу устремились два голубых бесчувственных зрачка.

— Ты отвечаешь мне, когда я тебя не спрашивал. Мне совершенно плевать на то, какие у тебя там были причины, — в глазах Голиафа мелькнуло презрение, после чего юноша снова отвернулся, смотря в стену, но продолжая говорить, — Ты обычная помойная крыса, Дима. Ты ничего не понимаешь и ничего не стоишь. Ты не знаешь, что делаешь со своей жизнью, а спрашиваешь меня о моей. Ты — расходный материал, — вновь голова повернулась на юношу, а вместе с ней и два страшных глаза, — Тобой контролируют эмоции, а живешь ты ради чувств. Ты тратишь свое существование на девушек и выпивку, потому что первое дает тебе эмоции, а второе помогает их заглушить. Ты жалок, и мне противно с тобой разговаривать.

Вновь отвернувшись, Голиаф отпил немного виски, словно ничего и не произошло. Дима же, больно сжав кулаки, прикусил губу изнутри, после чего встал, резко двинув стулом, и ушел из бара.

Голиаф вновь достал телефон и, разблокировав его, хотел почитать про лекцию, но вдруг услышал старческий голос почти над своим ухом:

— Молодой человек, извините, я подсяду?..

— Садитесь, — не поворачиваясь, в своей обычной манере ответил Голиаф, продолжая читать текст на экране.