Он ел быстро-быстро – и один раз, в самом начале, даже обжег язык, потому что зачерпнул сразу полную ложку горячей каши из центра плошки и отправил ее в рот, но теперь старался брать маленькие порции с краю, – а папа сидел напротив него и пил кофе из кружки. Мама пила кофе из чашки, а папина кружка была вдвое больше. От кофе поднимался пар и обволакивал его худое смуглое доброе лицо, и испарина выступила на кончике его носа.
Позавтракав, они тихо сложили посуду в раковину и ополоснули водой, потом вышли через заднюю дверь и вывели лошадь из сарая. Папа поднял его и усадил на лошадь, потом взобрался сам, и они поехали в город. Было еще очень рано, и поля, придорожные кусты и высокая трава были подернуты белой паутиной тумана, который
Они подъехали к магазину Томасона и увидели, что они далеко не единственные, кто решил прийти к веранде в столь ранний час. Тут уже были Бобби-Джо, и мистер Лумис, ну и, конечно, мистер Томасон – он стоял у полок с банками и протирал их от пыли. Для мистера Харпера было еще слишком рано, как и для мистера Стюарта: «Папа говорит, мистер Стюарт начинает просить у миссус Стюарт позволения поехать в город сразу после пробуждения, и он так ее донимает, что она, в конце концов, разрешает ему уехать, но не раньше четырех или пяти пополудни, после того как он выполнит все ее задания по хозяйству».
Они отвели лошадь за магазин, привязали ее там к все тому же кривому кусту и вернулись на веранду: мистер Лиланд по привычке сел на ступеньки рядом с Бобби-Джо перед отцом, который прислонился к своему всегдашнему столбу. Никто из присутствующих их не поприветствовал – все были слишком хорошо знакомы, чтобы обмениваться любезностями, – и они просто завели беседу, но не о Такере Калибане, а о погоде, стараясь предсказать, какой сегодня будет денек. Так они чесали языками, пока не показался Уоллес Бедлоу, но не верхом на своей оранжевой лошаденке, как вчера, –
Мужчины поглядывали на него украдкой, а Бобби-Джо с легким презрением, и отец мистера Лиланда заговорил с ним первый, взяв на себя в отсутствие мистера Харпера и с молчаливого согласия остальных роль спикера:
– Привет, Уоллес!
Уоллес Бедлоу обернулся к нему с улыбкой, словно его прибытие только сейчас было замечено, словно он и не подозревал, что на него смотрят.
– Привет, мистер Гарри!
Папа шагнул от своего столба к негру.
– Ты куда собрался? В Нью-Марсель?
– Да, сэр. – Улыбка слетела с его внезапно помертвевших губ. А мистер Лиланд про себя отметил, что
– Долго там пробудешь, Уоллес? – Папа говорил таким тоном, словно эти вопросы были неважными, словно никто, кроме него самого, не слышал и не обдумывал каждое сказанное слово.
– Да, сэр.
– Насколько? – Теперь в вопросе прозвучала нотка осуждения.
– Вряд ли я вообще вернусь, сэр, – ответил Уоллес Бедлоу более дерзко, чем того требовала ситуация.
– Что?
– Думаю, я вообще не вернусь, сэр. – И он обвел взглядом всех присутствующих. – Я жду автобус, я уезжаю в Нью-Марсель и вряд ли вернусь сюда… когда-нибудь.
– Ты переезжаешь в Нортсайд? – В нью-марсельском Нортсайде жили местные негры. Мистер Лиланд видел их, когда они на автобусе ездили туда в кинотеатр. Автобус ехал по Нортсайду перед тем, как сделать остановку в центре города.
– Нет, сэр. – Лицо Уоллеса Бедлоу теперь помертвело еще больше.
– И куда же ты поедешь? – почти прошептал папа. Мистер Лиланд услышал чей-то вздох.
– Думаю, я поеду на Север и буду жить в Нью-Йорке со своим младшим братом Карлайлом. – Уоллес Бедлоу молча глядел на них, а папа выдохнул:
– Да?