Другой барабанщик

Капитан приказал матросам отвести всех негров к месту проведения аукциона – утоптанной площадке в центре Нью-Марселя, которая сейчас называется Аукционная площадь. Кто-то из матросов пошел расчищать проход в толпе, а остальные сошли с корабля и повели за собой скованных цепями негров. За ними двинулась толпа, собравшаяся на причале, все хотели попасть на площадь да посмотреть, почем в тот день можно было приобрести на торгах хорошего раба, – так же вот сегодня люди читают биржевые новости, – а самое главное, узнать, какие деньги дадут за Африканца. И когда почти все разошлись, с корабля на берег сошел Африканец со своим эскортом числом человек в двадцать, не меньше, и каждый держал и сжимал в руках одну из цепей, так что он был похож на майское дерево со всеми этими матросами, его окружавшими, но держащимися на приличном расстоянии от его ручищ.

Когда дошли до площади, всех негров выстроили в стороне, а Африканца повели на вершину холма. Потом аукционист, со своим неизменным негром в трех шагах у него за спиной, начал торги:

– Ну вот, народ, вы видите перед собой потрясающий образчик имущества, о котором может мечтать любой из вас. Обращаю ваше внимание на его рост, ширину грудной клетки, вес. Обратите также внимание на изумительно развитую мускулатуру, величественную стать. Это вождь, поэтому он обладает потрясающими лидерскими способностями. Он нежен с детьми, как вы уже, думаю, смогли убедиться, поглядев на то, что у него под мышкой. И да, он способен на разрушительные действия, но я утверждаю, что это всего лишь признак того, что он может ответственно выполнять порученную ему работу. Не думаю, что вам нужны какие-то дополнительные подтверждения правоты моих слов. Один его вид служит достаточным подтверждением. И если бы я не владел им, и если бы у меня была ферма или плантация, я бы отдал половину моих земель и всех своих рабов, лишь бы наскрести достаточно денег, чтобы купить его и отправить одного обрабатывать оставшуюся половину земли. Но дело в том, что я им владею, а вот земли у меня нет. В этом-то и проблема. Я не могу его применить, он мне не нужен, мне надо от него избавиться. И вы можете в этом мне помочь, друзья мои. Я готов сбыть его с рук кому-то из вас. И я даже приплачу вам за вашу доброту. Да, сэр! И пусть не говорят, что я не способен отблагодарить моих друзей за оказанные мне любезности. Вот что я сделаю: я отдам двоих по цене одного, я добавляю к нему вот этого младенчика, которого он держит под мышкой!

(Кстати, люди уверяли, что, как уже выяснилось позже, аукционисту волей-неволей пришлось предложить такую сделку, потому что капитан пытался вначале отнять малыша у Африканца, за что тот и разбил ему голову. Так что, полагаю, аукционист просто не смог бы выгодно продать обоих по отдельности, разве что ему бы пришлось убить кого-то одного, чтобы продать другого).

– Ну вот, сами видите: мое предложение – весьма выгодное! – продолжал он. – Потому что младенец вырастет и станет в точности, как его папочка. Просто представьте себе: когда этот мужчина состарится и не сможет больше работать, у вас будет наготове точная копия, которая его заменит. Уверен, вам прекрасно известно, что я не шибко силен в подсчетах цен и затрат, но могу сказать сразу: этому работнику красная цена – не менее пятисот долларов. Что скажете, мистер Уилсон, стоит он таких денег?

Дьюитт Уилсон ничего не ответил, ни слова не проронил, а просто полез в карман и достал оттуда тысячу долларов бумажками – спокойно, как вы бы смахнули пылинку с костюма, взошел к вершине холма и молча отдал деньги аукционисту.

Аукционист хлопнул себя по колену зеленым котелком и гаркнул:

– Продано!

И никто, даже люди, которые утверждают, будто все видели своими глазами, не мог точно сказать, что произошло дальше. Может, всему виной сжимавшие цепи матросы, которые расслабились при виде таких деньжищ, потому как Африканец вдруг крутанулся на месте, и из рук матросов цепи вырвались, а вместо них остались только окровавленные пальцы и разодранные ладони – там, где цепи прошлись, словно пилой, по коже. А Африканец уже держал в руках все цепи, собрав их в пучок, как женщина, залезая в автомобиль, подбирает юбки, и он кинулся на аукциониста, словно понимал все, что тот говорил и делал, чего быть никак не могло, поскольку это же был Африканец, и, вероятно, он только и умел что лопотать по-своему, как все африканцы. Как бы там ни было, он набросился на аукциониста и, как многие клянутся, хотя и не все, кто там был, этими самыми цепями он срезал ему голову вчистую, вместе с зеленым котелком, и его голова, точно пушечное ядро, пролетела по воздуху добрых четверть мили, а потом еще четверть мили прыгала по улице и ударилась о ногу лошади, на которой некий парень въезжал в Нью-Марсель, причем сила удара была такова, что лошадиная нога оказалась сломана. Парень потом ходил по городу и жаловался, что ему пришлось пристрелить лошадь, потому что ей раздробила ногу летящая голова в зеленом котелке.