Читаем Другой барабанщик полностью

– А гробовщик Хагаман? Теперь его похоронная контора – единственная во всей округе. Все мы когда-то умрем. Я слыхал, что услугами того ниггера-гробовщика в Саттоне пользовались даже белые.

– Но я что-то не уверен, что все это к лучшему. У нас разве белые мели полы в магазинах, а? Только цветные. Ты вот согласишься мести полы в магазине, а, Стюарт? Это ведь единственная работа, на которую ты годен.

Раздался смех.

Бобби-Джо щелкнул пальцами. Получилось громко, даже с эхом:

– То-то и оно!

Тут все повернулись к нему. До сих пор он еще ни слова не вымолвил, только сделал пару-тройку глотков из бутыли. Он сидел, опустив ноги на край мостовой, уперев один локоть в штанину комбинезона, и сквозь дыру в ткани проглядывала его голая коленка.

– Я же предупреждал: этим дело не кончится!

– Смотри-ка, Лумис, Бобби-Джо уже сам с собой начал толковать, а ведь он только пару раз приложился к бутыли.

Томасон сидел на стуле, который он вынес из магазина.

– Сынок, ты бы не пил, коли не умеешь держать себя под контролем.

– Заткнись! – Бобби-Джо рассвирепел. – Ты сам либо напился, либо сдурел и не в состоянии докумекать, что у нас тут происходит. – Он помолчал. – А что, по-твоему, он тут делает, если не подстрекает наших ниггеров? Вот в чем дело! Я знал, что этим не кончится!

Тут уже все стали смотреть на него, моргая, щурясь, пытаясь разглядеть его получше, словно разглядев Бобби-Джо, они могли бы лучше понять, о чем он толкует.

– Кто он? Что делает?

Томасон перегнулся вперед, обращаясь к парню. Стюарт нервно отер пот с лица, как он всегда делал, когда ему казалось, что он туповат и не может уразуметь того, что представлялось несложным для понимания.

Бобби-Джо покрутил головой по сторонам:

– Да этот ниггер-проповедник, который приехал сюда, а мы все сидели, вылупившись на него, точно он сам президент. Надо же было пораскинуть мозгами, надо было что-то предпринять. – Он раззадорился, вскочил и, обернувшись к аудитории, продолжал вещать. – Мы же могли его остановить! А повели себя так, будто увидали голую девку перед собой и не знали, что с ней делать, а только покраснели от стыда.

– Так, придержи-ка язык, Бобби-Джо! – Томасон на мгновение повернулся к Стюарту: – Ему больше не давать! – И снова обратился к парню: – Мы послушаем тебя, сынок, но ты выражайся проще. Ты давай присядь и начни с самого начала.

Но Бобби-Джо продолжал гнуть свое:

– Черт возьми! Ну, мы же не стадо глупых ослов! Мы же могли что-то сделать, а вместо того пялились на его лимузин, на его шофера, на деньги, которыми он тут сорил. Надо было вчера предпринять что-то, а не сидеть и тупо пялиться, и тогда мы бы не плакали, что они все уехали. Надо было что-то предпринять!

И тут Томасон сообразил:

– Ты про того ниггера из Возрожденной церкви Христа!

Это прозвучало не как вопрос, а как констатация факта, будто эта идея – о событиях пятницы и о негре в черном лимузине – сама собой, без помощи Бобби-Джо, пришла ему на ум.

– Ну да! Об том я и толкую. Об этом черномазом проповеднике с Севера, который приехал к нам и всех взбаламутил. Черт бы его побрал! А мы тут как дураки сидели и пальцем не пошевелили, просто глазели, как он швыряется деньгами.

– Придержи лошадей, парень. Тот проповедник появился в городе уже после того, как Такер Калибан выкинул свой фортель. Он же выспрашивал у мистера Лиланда, что тому известно. А сам он про случившееся – ни сном ни духом.

– И вы поверили? Вы правда ему поверили? Вы вправду думаете, что Такеру Калибану хватило бы мозгов заварить эту кашу, которую нам сейчас расхлебывать? Ну, вы даете! – Он говорил таким тоном, словно считал, что Томасон совершил ужасное преступление. – Ну, а я-то ни на секунду ему не поверил. Я с самого начала смекнул, что на уме у этого черномазого с Севера. – Бобби-Джо стал размахивать руками и ходить перед ними взад-вперед по веранде, словно они были присяжными, а он – адвокатом. – А вы тут про Африканца да его кровь, которая проявилась в Такере Калибане… Большей ерунды я в жизни не слыхал!

Стюарт, чуть изогнувшись, ткнул в него пальцем:

– А ты, умник, выходит, сразу смекнул? – Он усмехнулся. – То-то ты вчера рта не закрывал! Парень, не ври мне! Ты знал не больше нашего! Так что не ври мне, а то я обижусь!

Бобби-Джо сделал шаг назад:

– Ладно-ладно, вчера я не знал, но вы же все слыхали, как я сказал: не верю в эту чушь про голос крови, которую тут нес мистер Харпер. В эту чушь я не поверил, потому как это просто чушь! Как такое может быть, будто то, что произошло сто пятьдесят лет назад – если оно вообще произошло… Какое это может иметь отношение к тому, что случилось на этой неделе? Да это же вздор, и больше ничего! Нет, сэр, во всем виноват этот черномазый с Севера, этот аги… аги… как называют тех говорунов, которые баламутят народ?

– Агитаторы! – Лумис ввернул свое слово, воспользовавшись паузой.

– Точно, мистер Лумис, эти аги-та-торы! Он приехал к нам в своем большом черном лимузине и сагитировал всех ниггеров сбежать, покинуть насиженные места.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальный бестселлер. Первый ряд

Вот я
Вот я

Новый роман Фоера ждали более десяти лет. «Вот я» — масштабное эпическое повествование, книга, явно претендующая на звание большого американского романа. Российский читатель обязательно вспомнит всем известную цитату из «Анны Карениной» — «каждая семья несчастлива по-своему». Для героев романа «Вот я», Джейкоба и Джулии, полжизни проживших в браке и родивших трех сыновей, разлад воспринимается не просто как несчастье — как конец света. Частная трагедия усугубляется трагедией глобальной — сильное землетрясение на Ближнем Востоке ведет к нарастанию военного конфликта. Рвется связь времен и связь между людьми — одиночество ощущается с доселе невиданной остротой, каждый оказывается наедине со своими страхами. Отныне героям придется посмотреть на свою жизнь по-новому и увидеть зазор — между жизнью желаемой и жизнью проживаемой.

Джонатан Сафран Фоер

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Процесс
Процесс

Роман о последнем годе жизни Йозефа К., увязшего в жерновах тупой и безжалостной судебной машины, – нелицеприятный портрет бюрократии, знакомой читателям XXI века не хуже, чем современникам Франца Кафки, и метафора монотонной человеческой жизни без радости, любви и смысла. Банковского управляющего К. судят, но непонятно за что. Герой не в силах добиться справедливости, не отличает манипуляции от душевной теплоты, а добросовестность – от произвола чиновников, и до последнего вздоха принимает свое абсурдное состояние как должное. Новый перевод «Процесса», выполненный Леонидом Бершидским, дополнен фрагментами черновиков Франца Кафки, ранее не публиковавшимися в составе романа. Он заново выстраивает хронологию несчастий К. и виртуозно передает интонацию оригинального текста: «негладкий, иногда слишком формальный, чуть застенчивый немецкий гениального пражского еврея».

Франц Кафка

Классическая проза ХX века