Другой день, другая ночь

– Позволь хотя бы мне поехать с тобой на кладбище.

– Ловлю на слове.

Наверное, Анна права, думает Карен, маша на прощание Люку и Молли у школьных ворот. Встречи с отцом никогда не проходят легко; в их последний с матерью приход сиделка сообщила, что у Джорджа началось недержание.

– Говорят, что между детьми и больными Альцгеймером очень много общего, – сказала она. – Как ребенок научается сидеть, затем ползать и ходить на горшок, так и наши пациенты… м-м-м… делают то же самое, но в обратном порядке.

Молли каждый день узнает много нового в школе, и столь же быстро угасают умственные способности отца, вздыхает Карен. Современное здравоохранение во многом подкачало – взять хоть Саймона, хоть Джорджа. Семейный врач не сумел распознать у Саймона проблему с сердцем. Впрочем, неудивительно: за долгие годы муж не прошел ни одного медосмотра. И наоборот, для ее отца медицинскими работниками сделано слишком много, но в результате – что у него сейчас за жизнь? Другая болезнь уже давно свела бы его в могилу, а он все еще с ними, если можно так считать. Какое из двух зол лучше, думает Карен: уйти в считаные секунды, как Саймон, или умирать от длительной болезни, как отец? Неужели наблюдать, как угасает человек, с которым прожито пятьдесят лет, менее ужасно, чем пережитый мною шок? Я, по крайней мере, могу попытаться жить дальше, хотя это плохо у меня получается…

Опять ты хнычешь, говорит себе Карен. Чтобы поднять настроение, она решает проехать вдоль берега; море притягивает как магнит. В ряду магазинчиков на станции Хоув ее привлекает цветочный: на уголке навеса ветерок раскачивает корзинку с анютиными глазками. Повинуясь порыву, Карен вкатывает машину на погрузочную эстакаду неподалеку и выходит.

Я так люблю анютины глазки, думает она и с замиранием сердца осматривает цветы. Их головки чем-то напоминают человеческие лица, а у этих они такие яркие, золотисто-желтые, будто танцуют в солнечном свете. Мама повесит корзинку у входа в квартиру, это оживит вид на лестницу. Анемоны я тоже возьму, увезу на могилу. Она выбирает лучшую связку в ведре у двери.

В магазине мужчина в джинсах и рабочей куртке. Он стоит за прилавком, собирает маленький букет.

– Я куплю вот это, – говорит Карен, протягивая анемоны, – и корзинку, что висит снаружи.

– Одну секундочку, – просит он.

– Да, конечно.

Карен видит: если он положит свой букет, тот распадется. Поэтому она решает пока оглядеться вокруг. Пол в магазине бетонный, поистертый за долгие годы. Вдоль стен – белые полки из древесно-стружечных плит. На них выстроились жестяные ведра, некоторые пустые, в других стоят пара-тройка стеблей, несколько полны еще толком не разобранных цветов. Над кассой выставлены стеклянные вазы – наверное, на продажу, только кто станет покупать такой запыленный товар, думает Карен. Общее впечатление довольно невзрачное – почти такое же, как от дома и сада самой Карен.

Похоже, мужчина очень сосредоточен на своем занятии, и Карен с любопытством за ним наблюдает: он вставляет красную розу в скопление крошечных белых цветков. У него красивые руки, отмечает она. Несмотря на крупные ладони, пальцы длинные, утонченные. Его произведение довольно просто, и этим выгодно отличается от кричаще-ярких букетов большинства флористов. С великой осторожностью он проводит лезвием ножниц по концам алой ленты, чтобы сформировать завитушки, и крепит к букету стикер в форме сердечка.

Внезапно до Карен доходит, к какому празднику этот букетик. Мужчина тем временем поднимает на нее взгляд и улыбается.

– Спасибо, что подождали. Ну, как вам? – Он вытягивает вперед руку с букетиком. – Думаете, понравится женщинам?

– Очень красиво, – говорит Карен и, к своему удивлению, чувствует, как лицо заливает краска.

Он симпатичный – темные волосы тронуты сединой, черты лица правильные, вокруг глаз глубокие морщинки, чувственный рот. Карен нечасто встречаются мужчины, которых она находит привлекательными. Этому примерно столько же лет, сколько Саймону. То есть, сколько бы Саймону было сейчас.

Не успевает она опомниться, как сердце вновь щемит от тоски.

Саймон никогда не забывал о Дне святого Валентина, думает она. А теперь мне больше не дарят цветов.

* * *

– Давайте помогу, – говорит Майкл, снимая корзину. – Куда поставить? В багажник?

– Да, пожалуйста. – Женщина кивает, садясь за руль обшарпанного «Ситроена». – Там должно быть открыто.

Он ставит корзину между большим плюшевым медведем и мотком проводов.

Хорошая женщина, думает он, глядя ей вслед.

Воодушевленный похвалой покупательницы, Майкл делает еще несколько таких же букетиков, ставит их в ведра и выносит на улицу. Неплохо, решает он, отступив на шаг назад. Вполне прилично для роз из Яновой партии, хоть по свежести им далеко до цветов Боба, а стоили они неслабо.

Майкл тяжело вздыхает. Он еще не отошел от поездки на рынок, но тянуть больше некуда. Он идет обратно в магазин, достает из-под кассы конверт и вскрывает.

«Уважаемый мистер Харрисон!