Другой день, другая ночь

– Да. Но я вроде выдержала. Не хочу сказать, что это вообще на меня не подействовало. Конечно, подействовало, еще как. Это было ужасно, жутко… – Перед глазами встает картина, как Саймон падает в поезде, и Карен вздрагивает, глотая слезы. – Как-то пережила. Куда деваться, ведь у меня дети, пришлось идти дальше. А теперь еще отец, и я, кажется, совсем расклеилась. Последние две недели – с тех пор, как он умер, – я только и делаю, что плачу, все время, каждый день. И похоже… не знаю, что со мной такое. Иногда я чувствую себя жутко несчастной, в другие дни у меня тоже скверное настроение, но по-иному: будто в мое тело кто-то поселился, я сама не своя.

– Вы отнесли бы это к физическим симптомам?

Карен хмурится.

– Трудно отделить одно от другого. У меня постоянные головные боли, словно мне надели металлический обруч – порой давит так сильно, что странно, почему я не вижу этот обруч… Как если бы вы носили шляпу, а потом сняли, и до сих пор ощущаете след от нее.

Джонни кивает.

– Хорошее описание.

– Я не пойму одного: почему смерть Саймона я пережила легче, ведь она была такой неожиданной. А смерть отца… я знала, что это вот-вот случится. Отцу шел восьмой десяток, он болел давным-давно.

– Похоже, у вас депрессия. За относительно короткий промежуток времени вам пришлось решать массу проблем, и такая реакция совершенно естественна.

– Для моей мамы уход за ним был обузой… в каком-то смысле смерть отца принесла ей облегчение… Мне бы хотелось так к этому и относиться, однако мама меня тоже тревожит. Что ей теперь делать? Наверное, следует забрать ее к нам, только вот не знаю, по силам ли мне справиться еще и с этим, ведь я совсем расклеилась… – Карен умолкает и смотрит на врача. – Простите.

– Вам не за что просить прощения.

– Да, наверное. Простите.

До Карен доходит смысл ее слов, и она смеется.

Джонни улыбается в ответ.

– По-моему, вы слишком строги к себе.

– Да?

– Похоже, вы рассчитывали на определенную реакцию на смерть отца, а она оказалась другой, и вы в растерянности. В вашей речи то и дело мелькает слово «следует»: «следует пригласить маму жить к себе», «не следует так много плакать».

– Пожалуй, я на самом деле так считаю…

– Когда происходит нечто, причиняющее нам боль, нам порой кажется, что мы не сумели правильно среагировать. – Джонни смотрит на часы. – Боюсь, у нас осталась всего пара минут.

– Не пойму, почему мне сейчас тяжелее, чем когда умер Саймон, – говорит Карен. – Странно, правда?

– Ну… я думаю, вы сейчас испытываете то, что часто называют кумулятивной травмой. Это может случиться, когда одно печальное событие происходит следом за другим.

– Поэтому я веду себя так неуравновешенно?

– Наверное, лучше не взвешивать… – Джонни вытягивает вперед сложенные чашами ладони, изображая весы, – …тяжелее одно горе другого или нет. – Он поочередно опускает одну чашу и поднимает другую. – Наверное, это скорее похоже вот на что. – Он складывает ладони вместе. – Одну тяжесть можно выдержать, а две нет. – И опускает руки.

– Ой. А я так не думала.

– Я не говорю, что причина только в этом, но все-таки не следует судить себя слишком строго.

Карен кивает.

– К сожалению, сейчас нам пора заканчивать, однако вам не помешало бы поразмышлять об этом до нашей следующей встречи.

– Конечно.

– Приятно вам пообедать, – говорит Джонни.

16

О нет, думает Майкл, входя в столовую. Почти все стулья заняты, придется к кому-нибудь подсаживаться. Есть место рядом с Ритой, и она вроде бы достаточно безобидная, но с ней уже сидит Трой, а он явно не в духе, лучше не связываться. Майкл ищет взглядом Карен – уж если и болтать с кем-то, то лучше с ней, она тоже новенькая. Затем вспоминает, что после сеанса ее куда-то увел Джонни.

Есть два свободных места в углу за столиком у остекленной двери. На двух других стульях сидят парень с ирокезом, который подсказал, где стоит нормальная кофемашина, и еще один молодой человек с татуировками – они полностью покрывают обе руки и переходят на затылок. Майкл протискивается к ним и едва произносит: «Не против, если я здесь сяду?», как чувствует рядом благоуханный аромат, и чьи-то волосы скользят по его руке.

– Привет, ребята! – Это Лилли. – Можно с вами?

– Конечно, – в один голос откликаются оба парня.

Еще бы, думает Майкл.

– Давай, Майкл, паркуй свой зад рядом со мной, – говорит Лилли, хлопая по красному сиденью свободного стула.

Майкла послушно садится.

– Майкл новенький, – объясняет Лилли.

– Мы уже встречались утром, – говорит Ирокез и протягивает руку: – Я Карл. А это Лански.

Лански отрывает взгляд от тарелки – ему принесли гамбургер и жареный картофель – и кивает.

– Необычное имя, – произносит Майкл и тут же добавляет: – Наверное, вам все об этом твердят.

– Нет, – говорит Лански. – Так зовут меня только здесь. Это моя фамилия. А имя – Пол, но на ПЛЗ у нас два Пола.

– Программа лечения зависимости, – поясняет Лилли, заметив недоумение на лице Майкла.

– Ну, а ты как сюда загремел? – интересуется Лански.

– О, он печальный, – говорит Лилли.

– А мы плохие. – Карл подмигивает; проколотая бровь делает мимику жестче.