Другой день, другая ночь

– Не нужно извиняться. Все в порядке. В любом случае, мне скоро за детьми. Тебя подбросить? У тебя ведь сумка…

– Спасибо, что предложила, но она не тяжелая, к тому же мне не помешает прогуляться.

Карен провожает ее в коридор.

– Позвони мне, – говорит она, когда Эбби открывает дверь. – Дай знать, что с тобой все нормально.

– Хорошо.

– Если захочешь, ты всегда можешь сюда вернуться. Если нужно, с Каллумом.

– Это действительно большая любезность. Серьезно, Карен, я очень тебе благодарна.

– Я ведь говорю, считай это кармическим долгом. Как любит повторять моя мама, «все возвращается на круги своя».

* * *

Выйдя из здания, Терри прикуривает сигарету, глубоко затягивается, затем одно за другим выпускает кольца дыма. На секунду Майкл будто попадает в детство. Я смотрел, как отец делал то же самое, вспоминает он. Майкл очень скучает по своему старику, уже десять лет прошло с его смерти. И по ощущению чуда он тоже скучает.

Терри стряхивает пепел на землю.

– Как тебе здесь по сравнению с Морелендом?

Майкл хмурит брови. Ему не хочется слишком сильно критиковать Саннивейл – это может выйти боком.

– Э-э… Здесь больше похоже на больницу, – говорит он и вспоминает, как Аконо вполне открыто заявлял, что палаты с видом на море предпочтительнее тех, что выходят окнами на луга. Пожалуй, такое замечание не будет оскорбительным. – Хотя должен признаться, охраняемое отделение выглядит мрачно.

Терри кивает.

– Лежал там, когда впервые сюда упрятали. В позапрошлый раз. Ничего хорошего, ты прав.

Значит, он уже сюда попадал.

– А что с вами было? – спрашивает Майкл, надеясь отвлечь от себя внимание.

– Рекуррентное депрессивное расстройство. Плюс пограничное расстройство личности.

Майкл не знает, что это; возможно, скоро станет ясно. Такая вероятность его пугает, но пока можно продолжать беседу.

– Какой тут персонал?

– Кто-то нормальный, кто-то нет. – Терри пожимает плечами. – Один-два до того любят покомандовать, ты себе не представляешь. Другие просто уставшие до предела. Неудивительно, когда тебе платят гроши, а ты пашешь как вол. Тот парень, Аконо, который тебя привел, – он нормальный, старается изо всех сил. Скоро ты тут со всеми перезнакомишься. Не высовывайся, и все будет в порядке. Никто особо не выступает, если только не распсихуются. – Он вновь затягивается, но, к разочарованию Майкла, не выпускает дым колечком. – А меня скоро выпишут. Слава богу.

– Тут все настолько плохо?

Слова Терри только-только начали вселять в него надежду.

– Не, нормально. По крайней мере, сегодня у меня такое мнение. Хотя завтра вполне могу и передумать… – Он еще раз затягивается. – Возможно, многие со мной не согласятся… Знаешь, в чем, на мой взгляд, тут самая главная проблема?

Майкл качает головой.

– Скука.

– Да?

– Есть телевизор, если сможешь победить в схватке. Днем еще ничего, но предупреждаю: по вечерам всегда найдется кто-нибудь, кому захочется смотреть другой канал, так что придется драться.

– Драться?.. – Майкл вспоминает, с каким бешенством молодой парень ухватился за пульт.

– Ну, не в прямом смысле. Иногда люди здесь выглядят грубыми, хотя на самом деле они не такие. Лекарства помогают.

Отлично, думает Майкл. Значит, тут все сидят на колесах, как я и подозревал. Черт, а если они сделают это и со мной?

– Сложно заниматься искусством или еще чем-нибудь. Это называется ТТ, трудовая терапия.

– А что туда входит?

– Как обычно: рисование, керамика… А Мэтт – тот парень, что играет в «Эрудит», – ведет занятия по чтению книг.

– Керамика…

Ничего себе, думает Майкл, в Мореленде такого не предлагали.

– В Риверсайде есть печь для обжига и гончарный круг. Там отделение для матерей с детьми. – Терри показывает рукой в дальний конец здания. – Но на занятия можно ходить из любого отделения. Учитель, я слышал, хороший. Вещи они там создают вполне на уровне.

Майклу почему-то не верится.

– Что, тебе это интересно?

– Не знаю.

Наверное, я бы делал какие-нибудь вазы, думает он. Крисси ставила бы в них цветы.

Звучит так жалостливо, что он готов рассмеяться.

* * *

– Вы не присмотрите за Каллумом? – спрашивает Гленн у Евы. – Нам с Эбби надо поговорить.

– Конечно. – Ева с беспокойством смотрит на Эбби.

Значит, ей все известно, думает Эбби. Как Гленн посмел поставить Еву в такое положение?

Ее охватывает гнев. Все же это лучше, чем тревога.

Каллум, похоже, чувствует напряжение… Или у него был трудный день. Угомонить мальчика трудно. Он бродит туда-сюда по гостиной.

– Наверное, это потому, что он с вами давно не виделся, – предполагает Ева.

Конечно, думает Эбби, и в груди закипающим молоком вздымается тоска.

– Давай немного посидим, хорошо? – говорит она сыну, зная, что он вряд ли послушается.

Однако, к ее удивлению, Каллум падает на диван рядом, и некоторое время она прижимает его к себе, поглаживая по голове. Похоже, он по мне скучал, думает она. Затем он вырывается, и Эбби оставляет его с Евой.

Гленн на кухне, делает вид, что занимается уборкой. Чашка уже вымыта, стоит на сушилке. Записки Эбби и след простыл.

Она включает чайник и ждет стоя. Сидеть нет никакого желания.

– Ну, и кто она?