Другой дом

– «Все, что связанно с тобой,

Полностью противопоставлено мне,

Как ночь и день, свет и тьма.

Все что мне нужно, принадлежит тебе

Вся твоя ненависть, вся твоя любовь»

Эти двое забыли о том, где находятся, и что происходит вокруг. В этот миг для них существовали только они двое – на этой сцене, словно отсеченные от мира невидимой чертой. Только две пары глаз – зеленые и карие – с одинаково расширившимися зрачками, чуть учащенным дыханием и стайкой бабочек в желудке.

*****

В тот самый миг, когда он начал играть, я подумала – он, что, с ума сошел? Почему именно эта песня? Неужели нельзя было выбрать что-то более нейтральное, если уж приспичило всё же на сцену подняться?

Но потом Майк запел – и я забыла обо всех вопросах, что вертелись на кончике моего языка и в мыслях. Потому что это было прекрасно – и это еще мягко сказано. Мне сложно подобрать слова, чтобы описать свои мысли в тот момент – и это говорю вам я, будущий журналист и писатель. Из меня будто вынули весь воздух, я тонула на океанском дне, и только его голос, пробиваясь словно сквозь толщу воды, помогал мне держаться.

И после, когда мелодия стихла, я смотрела на Кинга – такого сильного, но одновременно ранимого, сжимавшего в руках гитару – и боролась с желаниями, которые пронзали мои тело и мысли, словно копья. Люди больше не существовали – кто они вообще такие, и какое имеют значение, если сейчас мне спели серенаду? Это ведь была она, верно? Мне не показалось?

И в ту секунду, когда я уже решилась сделать что-то безрассудное, о чем бы потом наверняка пожалела – в наш маленький мир ворвался гром аплодисментов. Моргнув, я оборвала наш зрительный контакт и, отвернувшись, посмотрела вниз, на зрителей. Которые кричали что-то одобрительное и от души отбивали свои ладоши.

Это привело меня в чувство и, чуть улыбнувшись, я соскользнула со стула. Поклонившись, я почти бегом умчалась со сцены, даже не обернувшись на Майка. Мне нужно было работать, ходить, улыбаться, разговаривать – что угодно, лишь бы не думать о Майке Кинге и о том, какой ураган эмоций и чувств он во мне пробудил.

Что это вообще было? Я имею в виду – кажется, я знаю, как называется то, что произошло сейчас со мной на сцене. Просто…ничто же не предвещало. Мне нравился Майк – да, это так. Он был приятным парнем, умным, с юмором, с ним всегда было о чем поговорить. Но когда всё это перешагнуло рубеж разумности и превратилось…вот в это?!

– Эй, подруга, – рядом со мной неожиданно оказалась Киша, и я вздрогнула, проливая на себя остатки чужого пива, – Ох, прости, – тут же извинилась Адамс, – Я просто хотела уточнить, всё ли в порядке? Ты выглядишь… странно.

Посмотрев на отвратительное пятно, расползавшееся по моей груди, я глубоко вздохнула и, улыбнувшись, кивнула. Киша ни в чем не виновата, она просто пытается быть хорошей подругой.

– Да, – ответила я, потянувшись за салфеткой, – Просто немного устала. Хочу, чтобы этот день уже закончился.

Девушка ободряюще улыбнулась мне, протягивая еще парочку бумажных полотенец:

– Осталось немного. Ты, кстати, отлично выступила. Вы пели так…проникновенно.

– Да уж, – хмыкнула я, бросая бесполезное занятие – смена ведь действительно уже почти закончилось, похожу часик мокрой, – Знать бы еще, что всё это значит.

Киша приподняла бровь, и ее пирсинг слабо блеснул в свете электрических ламп:

– А ты хочешь сказать, что до сих пор ничего не просекла?

Я подняла на неё полный, как мне казалось, непонимания взгляд, который точно отражал мое состояние. Она действительно пыталась меня сейчас в чем-то обвинить, или мое расшалившееся воображение подсовывает мне очередную бредовую мысль?

– Что я должна была просечь, Киша? – пришлось озвучить свой вопрос, когда я поняла, что помогать мне подруга явно не намерена.

Адамс издала настолько тоскливый вздох, словно разговаривает сейчас с умственно отсталой. Не самое лестное сравнение, если учесть, что я никогда не жаловалась на отсутствие у меня сообразительности.

– Серьезно, Крис? Ты не видишь, как на тебя смотрит Майк? Или Кевин? Ты вообще хоть что-то, кроме учебников и подносов видишь?

Ауч. А вот это было неприятно. Не слова, нет, а то, каким тоном они были брошены мне в лицо. Словно все вокруг понимали то, что до меня не доходило. А еще – что это ранит, в первую очередь, не меня, а почему-то саму Кишу.

– Так, – медленно выдохнула я, – Не ругайся только сейчас и не пытайся меня ударить, но я действительно не понимаю.

Адамс закатила глаза и раздраженно хлопнула себя по лбу, явно говоря этим, что я – безнадежный случай.

– Я не хочу ругаться, и тем более бить тебя. Ты – мой подруга, Кристина. Первая, и, по всей видимости, единственная. Потому что вы, девчонки, порой просто невыносимы!

– Сказала еще одна девчонка, – буркнула я.