Привычный оптимизм Асланова, казалось, ничуть не уменьшился после ознакомления с текстом расшифрованной рукописи. Похоже, он воспринял его, просто как фантастический роман или что — то в этом роде. Та же «скошенная» улыбка, те же доброжелательность и предупредительность… Обаяшка!
— Обе экспертизы — продолжал он — и лингвистическая, и радиоуглеродный анализ — подтвердили и корректность расшифровки, и ее «возраст». Более того, чернила, которыми написаны обе рукописи — ваша и стэнфордская — имеют одинаковый химический состав. И хотя, как тут написано, — он вытащил из папки, лежавшей перед ним, несколько сброшюрованных листочков, нашел нужное место и прочитал: «железогалловые чернила, которыми написан текст, являлись общеупотребительными в большинстве европейских стран, начиная от раннего Средневековья до конца XIX века», это, по крайней мере, не противоречит тому, что обе рукописи написаны одним человеком. В общем, экспертиза подтвердила ваши выводы — еще раз поздравляю вас!
— Спасибо! — Чехович, словно мимоходом, кивнул — он ждал ответа на главный для себя вопрос.
— Что касается вашей просьбы, — Асланов подался вперед за столом, опершись на локти, и посмотрел на собеседника исподлобья, — у меня есть контрпредложение. Я готов, если сделка со Стэнфордом состоится, передать вам купленную у них копию рукописи… — Он сделал выразительную паузу — и закончил: — но вы должны будете купить ее.
Эдвард поник.
— Не волнуйтесь, — словно продолжая мысль, сказал миллиардер, — не сдишком дорого. Цена копии рукописи будет равна остатку вашего гонорара… Ну как?
— Я согласен! — быстро ответил Чехович.
— Вот и отлично! Тогда в течение двух-трех дней вам переведут оставшуюся сумму, а когда я получу товар, Анна Львовна свяжется с вами.
«Как, должно быть, облегчает жизнь, — подумал Чехович, — отношение ко всему в ней, просто как к товару».
Глава 17
Прошлое оставляет мины в нашей жизни, а потом дергает за веревочку.
Круглый шрам на левом плече Клосса, виднеющийся из — под короткого рукава рубашки, был совершенно недвусмысленного происхождения и выглядел нелепо, учитывая род его занятий. Зигерт указал на него взглядом:
— Память о Майнкопфе?
Художник ничего не ответил, продолжая смотреть в одну точку. Зигерт подумал, что вряд ли он что — то там видит. Заметил только:
— Стрелял он точно так же, как делал и все остальное!
Он перевел взгляд ниже, и заметил побелевшие пальцы Клосса, вцепившиеся в подлокотники кресла. Усмехнулся:
— Да успокойтесь вы. Я — не хирург — стоматолог и не призрак из прошлого, пришедший завершить то, что не доделал Майнкопф.
— Что вы здесь делаете? — сдавленно произнес Клосс.
— Странный вопрос посетителю выставки рисунков, на которую даже вход бесплатный.
— Не врите…
— Не вру. Я действительно пришел на вашу выставку, как приходил и на ту, в 32-м году. Меня всегда интересовало все, что связано с культурой и искусством, я ведь философ!
— Философ?..
— Да, я закончил философский факультет Кенигсбергского университета.
— Вы — фашист! — вырвалось у него.
— Теперь уже нет, — улыбнулся бывший капитан Абвера. — Я прошел денацификацию.
— Не надолго же хватило вашей денацификации! — Клосс начал постепенно приходить в себя. — Я постоянно сталкиваюсь с чиновниками, служившими… у вас. И их становится все больше.
— Это правда, но это объяснимо и естественно. Ведь должностей в государственном аппарате намного больше, чем в Германии было антифашистов. И на этих должностях должны работать люди с управленческим опытом.
— И по какому же ведомству вы трудитесь теперь, — ехидно спросил Клосс.
— Ни по какому. Это для рядовых бывших членов партии могут делаться исключения. Для таких, как я, служивших в Абвере или Гестапо, все серьезно. Мне запрещено работать не только в органах власти, но и вообще в государственном секторе. Поэтому я тружусь в небольшой, частной газете, где пишу о художественной жизни Берлина. Хотя, лично я не был причастен к смерти ни одного человека, а одного даже спас от смерти… Нет, — добавил он после паузы, — не одного, а четырех… А вы почему вернулись в Германию?
— Я вернулся домой, когда тут не стало вас… Меня пригласили, и я вернулся… А ваш бывший начальник? Тоже прошел денацификацию и о чем — нибудь пишет теперь в небольшой, частной газете?
— Нет. Не успел. Его арестовали сразу же, как только мы вернулись, уже на аэродроме. Больше я о нем ничего не слышал.
— Арестовали? За что?
— За провал операции, на которую в Германии — в той Германии — рассчитывали не меньше, чем на проект с «оружием возмездия».
— На что же вы рассчитывали? Что та рукопись принесет вам победу? Но даже если бы вы ее получили и расшифровали, что это могло изменить?
— Они считали — все. Ведь в рукописи предсказывалось будущее, а кто может знать будущее? Только «высшие силы» или человек, причастный к ним. Расшифровка рукописи означала бы, что эти силы благоволят им, а значит, будущее будет для них благоприятным… Вообще, они придавали очень большое значение подобным вещам.
— А вы?