Ленин как резчик по дереву.
В ссылке Ленин увлекался и еще одним неожиданным занятием — вырезыванием шахматных фигурок. Н. Крупская писала родным: «Шахматы Володя режет из коры, обыкновенно по вечерам, когда уже окончательно «упишется». Иногда меня призывает на совет: какую голову соорудить королю или талию какую сделать королеве. У меня о шахматах представление самое слабое, лошадь путаю со слоном, но советы даю храбро, и шахматы выходят удивительные».«Он затыкал уши».
Радио в эпоху ленинской ссылки еще не существовало, и новости Ленин и его товарищи узнавали только из газет. «Газеты мы получали, — писал Кржижановский, — конечно, с громадным запозданием и сразу целыми пачками». Но Владимир Ильич и в этот хаос сумел внести стройный порядок. «В.И. ухитрялся систематизировать и чтение этих старых газет: он распределял их таким образом, что каждый день прочитывал только номера, соответствующие темпу запоздания, но именно приходящиеся только на определенный день. Выходило, что он каждый день получает газету, только с большим запаздыванием процесса получения. А когда я пытался портить этот газетный ритм, злонамеренно выхватывая сообщения позднейших номеров, он затыкал уши и яростно защищал преимущества своего метода».Товарищи Ленина позднее поражались, как быстро он прочитывал целый ворох газет. Он объяснял свой метод: «Журналист должен уметь читать газеты по-особому. Нужно завести такой порядок: выбрать себе одну газету и в ней прочитать все наиболее важное, потом другие можно просмотреть легко и быстро. Из них берешь только то, что нужно для специальной работы».
«Музыкальные вечера» в Минусинске.
Изредка ссыльные собирались вместе в Минусинске и устраивали «музыкальные вечера»: пели хором. Одним из «гвоздей» репертуара была тягучая украинская песня «Така ж ии доля, о Боже ж мий милый…». Ленин эту заунывную, меланхолическую песню терпеть не мог.«Особую страстность, — вспоминал П. Лепешинский, — и бьющую ключом жизнь в наши вокальные увлечения вносит Владимир Ильич… Он входит в раж и начинает командовать:
— К черту «Такую ее долю», — выкрикивает он, — давайте зажарим «Смело, товарищи, в ногу».
И тотчас же… спешит затянуть своим хриплым и несколько фальшивым голоском, представляющим нечто среднее между баритоном, басом и тенором:
И, когда ему кажется, что честная компания недостаточно отчетливо фразирует козырные места песенки, он, с разгоревшимися глазами, начинает энергично в такт размахивать кулаками, нетерпеливо притоптывать ногой и подчеркивает, в ущерб элементарным правилам гармонии, нравящиеся ему места напряжением своих голосовых средств, причем очень часто с повышением какой-нибудь ответственной ноты на полтона или даже на целый тон…» «Голос был громкий, — рассказывала Крупская, — но не крикливый, грудной. Баритон… Любил напевать и насвистывать. Любил песню тореадора».
Мария Ульянова подтверждала, что певцом Владимир Ильич был далеко не блестящим, что он и сам охотно признавал: «Помню обычный финал его пения, когда он принимался за романс «У тебя есть прелестные глазки». На высоких нотах — «от них я совсем погибаю» — он смеялся, махал рукой и говорил: «Погиб, погиб».
«Я могу двадцать раз слышать одну и ту же мелодию, — признавался Ленин, — и не запомнить ее».
Г. Кржижановский замечал: «Владимир Ильич особенно любил переведенные мною с польского языка революционные песни «Варшавянка» и «Беснуйтесь, тираны». Между прочим, русский текст «Варшавянки» Кржижановский сочинил, сидя в Бутырской тюрьме:
Ленину нравились и любовные романсы… По свидетельству Лепешинского, уже упомянутый выше романс «Нас венчали не в церкви» производил на Ленина прямо-таки магическое действие: «Владимир Ильич, откинувшись на спинку дивана и охватив руками колено, весь уходил при этом внутрь самого себя и, видимо, переживал какие-то глубокие, одному ему ведомые, настроения».
С особенным удовольствием ссыльные распевали комическую песенку «Туруханская», сложенную Мартовым:
Сам Владимир Ильич умел играть на гитаре, которую в Шушенском одалживал у соседа-крестьянина по фамилии Заверткин. Тот замечал: «В.И. частенько играл, и притом очень хорошо».