Другой Мародер (СИ)

— А что, Клюв, может подаришь Эванс что-нибудь из этого? — снова завел свою шарманку Джеймс. Снейп лишь раздраженно отмахнулся — его уже достали подначки Поттера по поводу «его женушки».

— Можешь сам ей что-нибудь подарить, если охота, — холодно ответил Северус. — Ты же у нас мистер Крутой-Ловец-Гриффиндора! Вот, например, — перевел он взгляд на один из ящиков… и застыл. — Вот, например, амортенцию…

— Да не может быть! — воскликнули разом остальные Мародеры.

— Амортенция же запрещена к распространению! — округлил глаза Ремус. — Разрешение на её варку дают только в Аврорате, и только для образовательных целей!

— В смысле? — не понял Джеймс. — Где учат такое варить?!

— Да не варить! — отмахнулся Люпин. — На старших курсах и, кажется, в Академии Авроров, преподают способы распознавания ядов. Ну, и варке антидотов к каждому из них. А амортенция — тоже, по сути, яд!

— Тогда откуда здесь?… — непонимающе нахмурился Сириус.

— Оттуда, — вернул себе непроницаемое выражение лица Снейп, — что это не настоящая амортенция. Так, легкий стимулятор, детская водичка. Девчонки, говорят, с руками отрывают, особенно на старших курсах.

— А ты откуда знаешь? — подозрительно сощурился Поттер.

— Мама рассказывала, — пожал плечами Снейп.

— Хм… — задумался Джеймс. Северус уже с досадой подумал, что тот наверняка опять начнет сейчас подкалывать его на тему Эванс. Но Поттер заговорил о другом: — А знаете, что? Кажется, я знаю, как отомстить этим козлам: Маклаггену и компании…

На этот раз обошлось без взрывов. Благо, варить амортенцию на основе того суррогата, что они стащили со склада кафе мадам Паддифут — это не то же самое, что варить её с нуля. И, разумеется, гораздо проще, чем варить оборотку.

После того, как Северус с непривычки надышался паров варимого им зелья, он какое-то время ходил, очень глупо и неестественно улыбаясь. Друзьям даже пришлось на какое-то время спрятать его в одном из заброшенных классов: столь неадекватное поведение сильно бросалось в глаза. Но это была весьма скромная цена за то фееричное зрелище, свидетелями которому Мародеры стали в День Святого Валентина!

Перенести акцию возмездия на День Всех Влюбленных предложил Блэк — и остальные поддержали его идею. Во-первых, это было бы очень символично. Во-вторых, куда ниже вероятность попасться: все наверняка спишут произошедшее на всегдашнюю любовную истерию в этот день.

И, надо сказать, Валентинов день 1973 года запомнился Хогвартсу надолго…

В какой-то момент Дуглас Маклагген, четверокурсник Гриффиндора, как-то странно выпрямившись и отставив кружку, встал из-за стола и решительно двинулся в сторону сидящего на другом конце стола второкурсника Питера Петтигрю.

— Питер, — серьезно и как-то торжественно произнес Дуглас. — Питер, я был слеп! О, как же я был слеп!

Ничего не понимающий Питер испуганно взирал на нависшего над ним Маклаггена.

— Но теперь я понял, — с восторженным блеском в глазах продолжал Дуглас. — Я понял, что… люблю тебя, Питер!

В зале воцарилась гробовая тишина. Лишь Мародеры судорожно сжимали челюсти, стараясь не заржать.

— Эй! — Маклаггена грубо толкнули в плечо. Перед ним стоял раскрасневшийся Селвин Браун. — Это я люблю Питера! Отвали, Маклагген!

— Оба отвалили! — толкнул их обоих со всей силы Миллан О’Хара. — Питер — мой! Только мой!

Бедняга Петтигрю раскрывал и закрывал рот, переводя полные ужаса глаза с одного из наперебой пытающихся признаться ему в любви старших товарищей, на другого. Наконец, воспользовавшись тем, что все трое отвлеклись друг на друга, он выскользнул из-за стола и попытался сбежать.

Не тут-то было!

— Питер! Вернись, чтобы мы могли слиться в экстазе!

Зал, в начале этой невероятной сцены еще хранивший молчание, сперва захихикал, а под конец и вовсе разразился неудержимым хохотом и криками преподавателей, с руганью спешащих к выходу из зала, куда уже скрылись все четверо участников комедии.

В итоге Питера пришлось снимать с каменной горгульи, расположенной на парапете, опоясывающем один из внутренних двориков Хогвартса, на которой он повис и орал дурным голосом. Его внезапные ухажеры возбужденно подпрыгивали у подножия этого парапета и, перебивая друг друга, клялись второкурснику в вечной любви, предлагали руку, сердце и прочие части тела. Их обездвижили и отправили сначала в Больничное крыло, а оттуда — прямиком в Мунго, устранять последствия амортенции.

После этого инцидента О’Хара подал заявление на перевод в Шармбатон, а Маклагген, Браун и Петтигрю до конца года боялись даже приблизиться друг к другу, не говоря уж о том, чтобы искать виновных или вообще выпендриваться!

Четверка друзей же так и не была уличена ни в чем, хотя порою их и подмывало рассказать кому-нибудь о своих подвигах. Но все четверо понимали: если кто-то узнает, у них будут огромные неприятности!

Правда, троица их противников поглядывала на них с большим таким подозрением. И, что уж говорить: с откровенной ненавистью!

Так, незаметно для самих себя, Мародеры нажили первых в своей жизни врагов. А сколько еще им предстояло «первого в жизни»?