Другой Петербург

Среди членов румянцевского кружка был историк Н. Н. Бантыш-Каменский, лицо весьма почтенное. Сын его, Владимир Николаевич, известен скандальными приключениями на гомосексуальной почве. Отношение к таким делам в начале прошлого века было сравнительно мягкое, но Владимир Бантыш уж совсем зарвался. О его похождениях стало известно государю, повелевшему выслать развратника из столицы. Заодно поинтересовались у него, кого из подобных по наклонностям знает он в Петербурге. Он назвал… В частности, отставного канцлера.

Прямой связи, может быть, и нет, но именно при графе Румянцеве в Коллегии иностранных дел явилось множество цветущих юношей, служивших как в Петербурге, так и в Москве, где был архив, при коем числились и Веневитинов, и Андрей Муравьев, да и другие, заслуживающие упоминания в дальнейшем.

Румянцевский дом после смерти хозяина был в 1826 году перестроен архитектором В. А. Глинкой, когда получил фронтон с барельефом Аполлона, окруженного танцующими музами (скульптор И. П. Мартос). Особенно удались мальчики-путти с гирляндами, образующие фриз за портиком фасада. Разместился здесь «Румянцевский музеум», основанный на богатейших коллекциях хозяина (впоследствии переведен в Москву и распылен; картина «Явление Христа народу» ушла в Третьяковку; рукописи находятся в библиотеке, долгое время называвшейся «имени Ленина», а теперь уж неизвестно как).

Коллегия иностранных дел, которой ведал канцлер, находилась на той же Английской набережной, ближе к царскому дворцу — под номером 32. Здание сохранило фасад, данный ему при перестройке Д. Кваренги в 1780-е годы, но в основе своей еще древнее: принадлежало раньше князю Куракину, тоже известному дипломату.

Послы, атташе, полномочные министры… Необходимые в дипломатической профессии живость и острота ума, эрудированность, такт, умение понравиться, — в общем, блеск, блеск и обаяние — сопряжены с особой тонкостью нервной организации, некоторыми маленькими странностями… Серьезным профессиональным качеством дипломата является умение сохранять тайну и, обходясь по возможности без жертв, добиваться всего от партнера. Если призадуматься, так труднее понять, как среди работников этого ведомства находятся лица гетеросексуальной направленности, чем наоборот… Впрочем, и среди дипломатов не все профессионалы высокой категории. Однако, первой добродетелью дипломата является умение обуздывать свои чувства, способность не давать воли эмоциям, чем наши герои обычно не отличались.

В определении гомосексуальности известных исторических лиц у нас всегда существовали определенные перекосы. Какие-то намеки допускались только в отношении заведомых реакционеров и мракобесов, к которым почему-то был причислен граф Сергей Семенович Уваров. Чем занимался Уваров, никто не знает, а пушкинская эпиграмма на Уварова всем известна:

В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь.
Почему ж он заседает?
Оттого, что жопа есть.

Намек сделан на князя М. А. Дондукова-Корсакова, которого Уваров, президент Академии наук, сделал вице-президентом. Михаил Александрович, человек умный и деликатный, вовсе не заслуживал того, чтоб его оценивали лишь с той специфической точки зрения, как достоинство его зада, и Пушкин, лично познакомившись с «Дундуком», раскаивался в своей злой эпиграмме.

Пушкинисты вцепились в единственную запись в дневнике Александра Сергеевича 1835 года, где он одним махом выкладывает об Уварове, что, мол, он дрова казенные крал, у министра Канкрина был на посылках, начал блядью, потом нянькой, с бардашом Дундуком милуется и т. д. Даже, будто бы, приятель Уварова по кружку «Арзамас» Д. В. Дашков, увидя другого «арзамасца», В. А. Жуковского, вместе с Сергеем Семеновичем, упрекнул его, как это он публично гуляет с тем под ручку (надо понимать, как парочка педерастов).

Ну, естественно, достается Уварову от пушкинистов за то, что он устроил разнос князю В. Ф. Одоевскому, обозвавшему Пушкина в некрологе ему «солнцем русской поэзии». Помилуйте, надо же учитывать исторический контекст, реалии того времени! Тогда каждый приготовишка знал, что «солнцем земли Русской» назывался святой благоверный Великий Князь Александр Невский, и вольнодумец Одоевский как бы пародировал святыню. В наше нигилистическое время трудно подобрать аналогию, но, скажем, для людей постарше понятно, где бы оказался какой-нибудь публицист советского времени, если бы, из лучших побуждений, назвал хоть и Горького «вдохновителем и организатором всех наших побед»…