Другой принц (СИ)

- Садись-ка, милый юноша, - пригласил короля Эймон, ухватив его за рукав своими крепкими узловатыми пальцами. – Будем с тобой письмо писать, пока Самвел там бегает, да и не его ушей это дело. Был на твоем отце грех, хотел он детей Эйриса в Эссосе тайком истребить, отравителей к ним послать, – ты в светлую память о нем этот грех и загладишь. А то скитается там теперь моя правнучка, такая молодая, а уже вдовая, да и Джон наш аж больно смотреть, какой он холостой.

- Мейстер Эймон, - с укором сказал Лионель. – Она же ему тетей приходится. Надо же иметь какие-то границы.

– Вконец ты, что ли, задумал мой род погубить, а, Баратеон? – вдруг возмутился мейстер Эймон, в котором была своя доля таргариеновской наглости. – Имей совесть, достаточно мы от твоей семьи натерпелись, – но самую наглую ремарку, что Лионель и сам женится на сестрах, чтобы плодить полутораюродных братьев, мейстер все же пропустил.

- Пиши, - велел Эймон молодому королю, все-таки принц крови всегда остается принцем крови. – Дорогая моя правнучка! Пишет тебе Эймон Таргариен, сын государя Мейкара, первого своего имени, и брат государя Эйгона, пятого своего имени. Дней моих осталось немного, - Лионель с сомнением посмотрел на старого мейстера, который от приятных известий и прилива энергии помолодел лет на двадцать, - приезжай меня повидать, порадуй меня перед кончиной. Ждет твоего приезда и юноша из нашего рода, великий воин и прекрасный человек.

- Ты сама подумай, что там хорошего, в этом Эссосе? – продолжал Эймон. – Рабство и некультурность, степь да степь кругом, в городах вместо королей правят торгаши, укуренные кастраты называют себя безупречными солдатами, жрецы Многоликого бога режут людей безо всякой совести, если человек жалостливый – так обязательно наемный убийца, уж не говоря о Блэкфайрах, до сих пор не уверен, что их всех повывели.

- Род наш вновь процветет в Вестеросе, - уверенно обещал своей правнучке Эймон. – Новый король друг юного Таргариена и большой поклонник Эйгона Завоевателя…

- Шутим, мейстер? – немного угрожающе сказал Лионель, понимая, на что Эймон намекает, но старика Таргариена было не напугать.

- Весь Вестерос шутит, а мне нельзя? – дерзко сказал принц Эймон, брат Эйгона Невероятного, в детстве прозванного Невыносимым. – Новый десница воспитал юного Таргариена как своего сына и берег его как зеницу ока, а новый король на второй месяц своего правления отомстил убийцам твоих племянников и твоей золовки…

- Может, все-таки напишем, что имя десницы Эддард Старк, а я Баратеон? – предложил прямодушный король. – Ну ведь врете вы, мейстер Эймон, как зазывала в базарный день.

- Не, как говорили в Валирии, «так ты дракона не продашь», - усмехнулся Эймон. – Да и покажи, где я соврал. Просто не все рассказал, в одном письме же все не объяснишь.

- Съездили бы вы, мейстер, сами в Эссос, там бы и повидались, - предложил Лионель, не очень-то ему была нужна таргариенская принцесса в Вестеросе, если только замуж ее выдать за разумного и волевого человека. – Она ведь не одна приедет, она, говорят, с драконами приедет.

- Нам и драконы пользу принесут, - пообещал Эймон. – А то дождемся, что она не только с драконами, а и с дотракийцами приедет. Как говорит мой досточтимый коллега, папаша Мендель, оно нам надо, таких визитов? Шоб да, так нет!

Джон не знал, верить ему мейстеру Эймону или не верить, и, задумавшись об этом, он прежде всего не порадовался новым родственникам, по большей части покойным, но венценосным, а испугался окончательного расставания с родной семьей, пока не прикинул, что его сестры останутся его сестрами, и братья братьями, а сводными или двоюродными – не такая уж большая разница. Утром же мысли Джона попали в привычную им за последнее время колею, проходившую через его сердце, и, чувствуя свою тоску по разговору с родным человеком, он вдруг понял, что его семья останется той же, и Эддарда он всегда будет звать отцом – несмотря на старые метрики, не они связывают людей, а любовь и общая судьба.

Больше всего сейчас хотелось поговорить с Роббом, Арья для таких разговоров, наверно, еще маленькая, хотя и много уже повидала. Но, выйдя ранним утром во двор, под медленно падавший снег, Джон увидел Сансу – он и в первый ее приезд удивился, что она встает так рано, а не спит подольше и не валяется в постели, а потом увидел и Лионеля и усмехнулся: ну конечно, если Санса меняется, то для мужчины.

Санса была еще одна, она присев лепила снежок и явно собиралась запустить его Лео в окно, но увидела мрачного Джона, положила снежок и подошла к нему.

- Чего ты? – спросила Санса коротко и просто, ее давно пообтерла походная жизнь, и замечала она куда больше, чем думал Джон, и, может быть, любила его больше, чем ему казалось. – Так она и не вернулась?

- Вернулась, - неожиданно для себя ответил Джон, хотя все это время он об Игритт ни с кем не говорил, только огрызался зло, если спрашивали. – И убежала потом почти сразу же. И снова вернулась на два дня, дергает меня, когда ей удобно.