Читаем Другой Путь полностью

– …И по размаху тосковать нечего. Об этом я тоже много думал. Человек переживает всю гамму сильных негативных чувств – гнев, страх, ненависть – вне зависимости от масштаба потрясений. Так уж устроена наша психика. Но здоровье или нездоровье страны определяется масштабом причин, по которым ее жители негодуют, боятся или ненавидят. Чем ерундовее поводы для переживаний, тем нормальнее положение дел. Я очень хорошо помню эти перепады по Гражданской. В восемнадцатом году в Петрограде, находясь то перед лицом голодной смерти, то под угрозой расстрела, я поражался, как можно было раньше трястись из-за гимназического экзамена или страстно ненавидеть придиравшегося ко мне учителя латыни. А год спустя, в тихой Швейцарии, вдруг однажды поймал себя на том, что трясусь от ярости на консьержку – вздорная баба отказалась принять от почтальона письмо, которого я очень ждал. Прямо разорвать ее был готов. И тут вспомнил Питер – хлопнул себя по лбу: Господи, какая чепуха! И вот что я тебе, Мирра, скажу: пусть лучше люди скандалят из-за галош, чем героически палят друг в друга из пулеметов. Это огромный прогресс.

Слушать Антона было интересно. Так же интересно, как вчера. Но теперь этого было мало. Когда он показал, как в Швейцарии размашисто хлопнул себя по лбу, задел рукой Миррино плечо. И опять ее шарахнуло током. А Клобуков – видно было – ничего такого не почувствовал.

Потом он заторопился на свою операцию, но перед тем как убежать, сказал: «Слушай, в Музее Революции выставка к столетию восстания декабристов. Давай сходим. У меня дед был декабрист. Может, имя где-нибудь мелькнет».

– Дед декабрист? Ничего себе, – изобразила удивление Мирра, а сама думала совсем о другом. – Нет, Клобуков, некогда мне сейчас. Общественной нагрузки много.

В ней в это время происходила важная внутренняя работа. Созревала решимость. Два электрических удара прочистили мозг.

Хватит киснуть, хватит ребячиться.

Почему-то (черт знает почему, да и неважно) ей нужен именно этот мужчина. Она в него втрескалась намертво, факт. И то, что ему Мирра Носик с ее любовью на хрен не сдалась, всего лишь усложняет задачу, однако не делает ее неосуществимой. Этого спящего красавца требуется разбудить, расшевелить в его хрустальном гробу.

Разозлилась на себя за это девичье сравнение. Ну-ка, без романтики! Без эйзеновщины! «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их – наша задача». «Большевизм – не догма, а руководство к действию».

Конечно, Антон Клобуков – крепкий орешек. Занял круговую оборону, окопался против окружающего мира, и никто ему не нужен. Человек-крепость, человек-остров. Но это ничего. Большевики взяли белый Крым, а тот тоже был крепость и фактически остров.

На выставку Мирра отказалась идти, потому что тут требовалось временно отступить для перегруппировки сил и подготовки решительного штурма.

Стоп. К лешему военные метафоры. Речь ведь не о смертоубийстве, а о спасении любви. По-медицински нужно действовать. Как перед всякой хирургической операцией, необходимо составить план. А то разрезать разрежешь, да не будешь знать, что делать дальше. И пациент по имени Любовь, Люба-Любочка, бедная дурочка, не приходя в сознание, помрет на операционном столе.

Что у нас в позитиве, продолжала рассуждать новая, взрослая Мирра, сидя на лекции.

По-человечески я ему нравлюсь. Как собеседница. Уже неплохо.

В негативе: он равнодушен ко мне как к женщине.

Стало быть, план операции будет такой. Дружить, общаться, разговаривать обо всем на свете, но ни в коем случае не напирать. Мужчина есть мужчина, молодой организм есть молодой организм. Половые железы работают, гормоны производятся. Конкретная цель ближайшего периода– пробудить в гражданине А. Клобукове мужской интерес к гражданке М. Носик.

Надо стать привлекательнее. И мягче. А то она с ним держится, как Буденный с Ворошиловым. И выглядит, если честно, как конармейская кобыла в боевом походе. Черт-те во что одета, дефекты физиономии не закамуфлированы, стрижка фасона «батька Махно».

Никогда раньше Мирра не задумывалась, как стать привлекательнее. Не вообще, а для одного конкретного мужчины. Понятия не имела, как это делается.

Но у нас, врачей, как? Не знаешь чего-то – привлеки профильного специалиста.

А профильный специалист, слава богу, имелся.

* * *

Лидка в последнее время почти не показывалась в общаге, да и на занятиях практически не появлялась. Она собирала деньги на широкомасштабное обновление гардероба. Рентгеновских кабинетов в Москве пока было мало, они функционировали в круглосуточном режиме. Специалистов-рентгенологов тем более не хватало, и аккуратная, добросовестная пятикурсница шла нарасхват. Эйзен умудрялась отпахивать по две смены, скакала из клиники в клинику, а спала прямо на работе, урывками. Но Мирра ее график знала. Знала и то, что по техправилам после сорока минут работы аппаратура должна двадцать минут остывать. В такой вот перерыв и вклинилась.

Поставила перед подругой задачу. Лидка отнеслась со всей серьезностью. Одобрила. Наконец-то, сказала. Я давно до тебя добираюсь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Семейный альбом [Акунин]

Трезориум
Трезориум

«Трезориум» — четвертая книга серии «Семейный альбом» Бориса Акунина. Действие разворачивается в Польше и Германии в последние дни Второй мировой войны. История начинается в одном из множества эшелонов, разбросанных по Советскому Союзу и Европе. Один из них движется к польской станции Оппельн, где расположился штаб Второго Украинского фронта. Здесь среди сотен солдат и командующего состава находится семнадцатилетний парень Рэм. Служить он пошел не столько из-за глупого героизма, сколько из холодного расчета. Окончил десятилетку, записался на ускоренный курс в военно-пехотное училище в надежде, что к моменту выпуска война уже закончится. Но она не закончилась. Знал бы Рэм, что таких «зеленых», как он, отправляют в самые гиблые места… Ведь их не жалко, с такими не церемонятся. Возможно, благие намерения парня сведут его в могилу раньше времени. А пока единственное, что ему остается, — двигаться вперед вместе с большим эшелоном, слушать чужие истории и ждать прибытия в пункт назначения, где решится его судьба и судьба его родины. Параллельно Борис Акунин знакомит нас еще с несколькими сюжетами, которые так или иначе связаны с войной и ведут к ее завершению. Не все герои переживут последние дни Второй мировой, но каждый внесет свой вклад в историю СССР и всей Европы…

Борис Акунин

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза