Другой путь. Часть первая

Собачонка с готовностью залилась визгливым лаем. Переводчик опять задал вопрос, и она ответила:

— А я почем знаю! Меня не касается, куда он убежал! Вот по этой дороге прямо, а потом туда свернул. Догоняйте его как хотите и верните мне лыжи!

Переводчик проворчал: «Вот чертова баба!» и добавил что-то по-немецки. После этого голоса стали удаляться. Снова скрипнула калитка, а собачонка залилась таким звонким лаем, что покрыла на время все другие звуки. Женщина присоединила к ней свой голос:

— Чтобы были мне к вечеру лыжи! Так и знайте, иначе мимо дома не пропущу!

Юхо улыбался в сенях, слушая, как она разделывала его преследователей. Но улыбка мигом исчезла с его лица, когда она вошла в сени. Она вошла и закричала на него тем же тоном, каким кричала на дворе:

— А почему дверь в комнату не закрыл? Улицу решил согреть? Или ты мне дрова привез? Ну, что встал? Входи!

Он шагнул в комнату и встал у порога, беспокойно поглядывая в окно. А она продолжала кричать:

— Кэрту! Лиза! А вы что смотрите? Или вам очень жарко? Почему дверь не закрыли?

Две маленькие белоголовые девочки выглянули из соседней комнаты, испуганно тараща голубые глазенки на огромного гостя. Старшая из них сказала тихо, кивая на Юхо:

— Там дяденька чужой с ружьем стоял.

— Дяденька чужой… Идите на место.

Она закрыла за ними дверь в другую комнату и обернулась к Юхо. С минуту они молча смотрели друг на друга. Им было, конечно, на что смотреть. И если перед женщиной стояло что-то видное, то и перед парнем виднелось кое-что стоящее внимания. Глаза у женщины были такие же голубые, как у дочерей. И лицо было молодое, круглое, без единой морщинки. Юхо смотрел на ее полные губы и ждал, что они еще произнесут. Она кивнула ему на стул возле стола и сказала:

— Ну, садись. Дай сюда ружье.

И она протянула руку. Но он отрицательно качнул головой и отвел автомат назад.

— Дай.

— Не дам.

Она по-новому взглянула на него снизу вверх. Перед ней стоял богатырь, которому она едва доставала до плеча. Его веснушчатое лицо, влажное от пота, пылало румянцем, и огненно-рыжие клочья волос выбивались из-под шапки, как языки пламени.

Она еще раз указала ему на стул, но он продолжал стоять, осматривая комнату. Комната у Майи Линтунен была, как всегда, в полной чистоте. Половицы вымыты добела и покрыты разноцветными дорожками. На стенах были светлые цветастые обои. На двух маленьких оконцах — белоснежные занавески. Полочки на стене и даже плита тоже были завешены белыми занавесками. Осмотрев гостя без особенного стеснения с головы до ног, хозяйка сама присела к столу, на котором стояла швейная машинка с ворохом шитья. Присев, она повторила тоном приказа:

— Ну, садись же!

Он сел и спросил, кивая на дверь:

— Они не вернутся?

— Нет.

Он снял шапку и попробовал пригладить ладонью то, что не поддавалось ни ладони, ни гребню. Она спросила сердито:

— Ты долго будешь молчать? Откуда ты знаешь мое имя?

Он опять не сразу ответил. Ему приходилось все время держаться настороже и обдумывать каждое свое слово. Ведь он был в чужой стране, с которой воевал. Но эта женщина выручила его из большой беды. Ее не стоило обижать. Это он понимал, конечно, и поэтому спросил вполне мирно:

— У тебя лыжи есть?

Женщина ответила:

— Есть.

— Ты мне их дашь?

Но женщина снова нетерпеливо повторила:

— Откуда ты знаешь мое имя?

Он подумал немного и решил, должно быть, что сочинять здесь незачем. И он пояснил, качнув головой в ту сторону, откуда прибежал:

— Старик мне сказал.

— Старый кожевник?

— Да.

— А ты сам откуда?

— А ты разве не видишь?

Он сказал это наугад, просто так, чтобы не оставить без ответа вопрос, но попал в точку. Она окинула его еще раз пытливым взглядом и сказала не совсем уверенно:

— Да, я догадываюсь. Но от Эйно — Рейно про тебя еще не слыхала.

Тут он должен был спросить: «А кто такой Эйно — Рейно?» — но не спросил и только хлопнул себя с беспечным видом шапкой по колену. Старый Мурто, пожалуй, поторопился дать свою оценку его разуму. Его разум очень даже неплохо выполнял свое назначение, умея, когда нужно было, притаиться под бестолковой с виду огненно-рыжей покрышкой. Помолчав, он повторил свой вопрос:

— Ты мне лыжи дашь?

Теперь можно догадаться, почему он так торопил ее с лыжами. Ему надо было попасть скорей к солдатам Юсси, пока самого Юсси среди них не было. Что он мог сделать у солдат Юсси? Он мог, не дойдя до них, пострелять в кустах из автомата, а потом подкатить к ним на лыжах с другой стороны, расстегнув предварительно полушубок, чтобы напомнить им о своей офицерской принадлежности, и заорать: «За мной, ребята! Их там не много в кустах! Берем их в клещи! Старший сержант! Твое отделение справа! Остальные слева! Живо! Вперед!».

Да, что-нибудь вроде этого мог он выкинуть у солдат Юсси в его отсутствие. И кто знает, может быть, ему и удалось бы отвлечь от моста какую-то часть взвода Юсси. А этого, наверно, и ждали те, кто послал его на такое рискованное дело. И, озабоченный только этим, он опять сказал женщине:

— Дай мне лыжи.

Она спросила:

— А ты разве сейчас хочешь туда?

— Да.