Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

— Аксель Турханен, если по-фински. А по-русски меня называли Алексей Матвеевич. Но только…

— Алексей Матвеич? Неплохо. Но по-фински лучше. Экзотики больше. Аксель Трюханен. Вот мы с вами и трюханем! Это хорошо, что вы надумали со мной пойти. Вам понравится — вот увидите. Для северянина здесь впечатлений уйма! Одна природа чего стоит! Непрерывное разнообразие до самого Батуми!

— Батуми? Почему Батуми? Ведь я же не…

— Потому что там — стоп! Дальше мы ножками не идем. Дальше мы с вами воспользуемся великими достижениями современного транспорта. Но предварительно еще подумаем там, на месте, что избрать: поезд или теплоход. Самолет я заранее отвергаю, поскольку предпочитаю ощущать непосредственно всеми своими конечностями и пятью чувствами плюс интуицией всю неповторимую прелесть милой матушки-земли.

Боже мой, что он там такое говорил? Я поискал глазами выход из ресторана. Но далеко от меня был выход из ресторана. А на пути к выходу стояли другие столики, за которыми сидели другие люди. Было бы очень трудно проскользнуть между этими столиками быстро и незаметно, хотя Иван и отворачивался от меня временами, выискивая глазами официанта. А когда официант появился, он сказал:

— Перво-наперво «Букет Абхазии». А к нему закуску. Что там у вас имеется? Семга, икра, мясной салат? Добре! Мечите сюда икру, и семгу, и салат по соответствующей норме на двоих. И апельсинов пяток. А потом два борща и два бифштекса.

Я все еще поглядывал на открытые двери ресторана и раза два даже пытался привстать, чтобы ускользнуть. Но уже было поздно. Столик наш украсился высокой толстой бутылкой с яркой наклейкой и мелкими тарелками с холодной закуской разного цвета. Иван придвинул ко мне полный бокал темно-красного вина и сказал, поднимая свой:

— За успех нашего похода!

Какого там похода?! Не собирался я идти с ним ни в какой поход. С чего он это взял? У меня была совсем другая забота. И, не трогая бокала, я опять с тоской оглянулся на дверь. Он спросил:

— Что же вы? — И добавил, погрозив мне пальцем: — Имейте в виду, что угощаю сегодня я. А когда я угощаю, то отказываться не моги!

Я взял бокал. Если платить за вино и прочее брался он, то это еще как-то меняло дело. Мы соприкоснулись бокалами и опустошили их. Пока я налегал на закуску, он снова их наполнил. И потом мы выпили перед борщом. Потом выпили перед бифштексом. Бутылка была большая, и мы выпили еще и еще. Кроме того, мы все время говорили и говорили, особенно после четвертого и пятого бокала. Он говорил о себе и о своей России, а я говорил о себе и о своей Финляндии. Потом он еще раз наполнил бокалы остатками вина и сказал:

— Знаете, какая идея вдруг меня осенила, простите, забыл как вас звать-величать?..

Я подсказал:

— Аксель Турханен.

— Вот-вот, Аксель Турх… Знаете, что я предлагаю? Давайте выпьем на ты, а? Чего, в самом деле! Нам же вместе топать предстоит неделю целую, а то и две. Закреплять надо дружбу. Да и по возрасту мы не так уж расходимся — лет на семь-восемь каких-нибудь. Зовите меня просто Ваней, идет?

— Идет…

Мы выпили на ты и опять поговорили немного. Заодно обменялись адресами. Он даже записал оба моих адреса, ленинградский и финский. Когда мы вышли из ресторана, нас окружила ночь. Самая настоящая черная ночь с яркими звездами на черном небе и с огоньками вдоль улиц поселка и в окнах домов. Я спросил:

— Почему так темно? Ведь еще вечер — даже восьми нет.

Иван пояснил:

— Потому темно, Акся… Трюх… Трюх… Трюхнев, голубчик ты мой, потому темно, что это юг. Знойный, субтропический юг, а не какой-то там север, где холод, и сырость, и тундра с клюквой.

Я сказал:

— Зато там светло сейчас, где тундра с клюквой. Там сейчас ясный день, понятно тебе это, голубчик ты мой Ваня? Там солнце сейчас вот на такой высоте, метров двадцать над горизонтом. И оно греет, да еще как! Загар дает! А у тебя здесь глубокая ночь.

Он ответил:

— Ну и что же? Пусть ночь, но она полна жизни! Чуешь, как земля теплом дышит?

Я остановился прислушиваясь. Действительно, от земли шло тепло, и асфальт на дороге тоже не успел еще остыть. Листва по обе стороны дороги затаилась в неподвижности, но и от нее несло теплом. Воздух казался густым от запахов цветов и зелени. Людские голоса словно висели в нем не растворяясь. Кроме того, он был полон многими другими звуками. Я спросил:

— Кто это так трещит в траве?

Он ответил:

— Это цикады.

— Какие цикады?

— Такие крупные тупорылые насекомые, сантиметров по шесть в длину.

— А там внизу кто надсаживается?

— А там лягушки концерт задают в свежей луже. Получили ее сегодня после ночного ливня. Вот высохнет она опять — и конец концерту.

— А это что за искры там, в траве? Кто-то не погасил костер? Вот полетели две искры и не гаснут, И еще одна! О, и там искры! Откуда они тут взялись?

— Это светляки. Тоже насекомые.

— А дерево это как называется, похожее на веретено?

— Кипарис. А это вот платан, или чинара, по-здешнему. Даже песня такая есть: «Под чинарой густо-ой мы сидели вдвое-ем!». Не слыхал?

— Нет.