Другой парень из другого фильма все носился на коне и стрелял из ковбойских пистолетов. На него нападали целыми партиями, а он всех убивал. Как-то раз он зашел в ковбойскую таверну, где сидели за столиками его враги, переодетые стариками и женщинами. Когда он вошел, все они выхватили пистолеты, а он выхватил свои пистолеты и, прострелив лампочку, перестрелял их всех в темноте. Выйдя из таверны, он наткнулся на другую засаду, которую тоже всю перестрелял. А на рассвете он уже сам бросался на целые отряды людей и все убивал и убивал без конца.
Был еще парень, который все делал со смехом. Он пошел без всякого оружия один на пятерых, поджидавших его, чтобы убить. Они поджидали его на опушке леса, все здоровенные, как гориллы, и, опустив шляпы на глаза, дымили сигарами, держа в руках револьверы, ножи и дубинки для пролома черепа. А он шел к ним и смеялся во всю глотку, держась за бока. Он знал, что они пришли его убивать, и они знали, что ему это известно. Однако его веселый смех так сбил их с толку, что они первое время не знали, что делать, и стояли разинув рты, сами готовые рассмеяться, пока он не подошел к ним вплотную. Но тут он вдруг проткнул одного, другого, третьего их же ножом, и в две секунды все было кончено, и он уже шагал дальше, продолжая смеяться.
И еще один мне вспомнился, который любил косить всех из автомата. Войдя в банк, сделает скучный вид, зевнет и выпустит по людям очередь. А пока они лежат и корчатся, он с тем же скучным видом очищает кассы. Много подобных типов промелькнуло в моей памяти, и все они были храбры в том, что касалось дробления костей своих ближних. Но такого, кто умел при случае смягчить нужным словом разгневанное сердце женщины, — такого я не припомнил.
49
Пока я так силился что-нибудь в этом роде припомнить, из калитки, пригнувшись под нависшей листвой, вышел человек. По его полосатой пижаме было видно, что это один из отдыхающих, а по упитанности и плотному загару нетрудно было догадаться, что отдыхает он уже не первый день. А так как отдыхал он именно в этом санатории, то оставлять его без внимания не следовало. Пока я это соображал, он скользнул по мне равнодушным взглядом и неторопливо побрел вниз, шаркая по асфальту кожаными подошвами сандалий. Не придумав еще, что сказать, я двинулся следом и, поравнявшись с ним, произнес вежливо:
— Здравствуйте.
Он ответил мне тем же и покосился на меня вопросительно, не замедляя и не ускоряя шага. Я сказал:
— Позвольте спросить, вы не из этого санатория?
Я указал назад, и он ответил, вздохнув при этом почему-то:
— Да, я из этого санатория. Что вас интересует?
— Меня интересует жизнь в санатории.
Так я ответил для начала, готовый тут же ввернуть ему вопрос насчет своей женщины. А он отозвался с некоторым недоверием в голосе:
— Жизнь в санатории? Так, так. Хорошее дело. Оказывается, есть еще на свете люди, которых интересует жизнь в санатории.
— Да. Очень интересует…
Я сказал это, готовя в то же время про себя главный вопрос, который сразу объяснил бы ему причину моего интереса к этому санаторию. Не зная о моем намерении, он спросил:
— А что, разве вы сами никогда не бывали в санаториях?
— Нет.
— Почему же? Судя по виду, возраст у вас далеко не юношеский. И трудовой стаж, очевидно, немалый. Как же вы упустили возможность отдохнуть?
— У нас нет санаториев. Во всяком случае — таких.
Вот этого не стоило ему говорить. Как это нет у нас санаториев? Их сколько угодно. Плати только деньги и живи в них хоть целый год. Но уже поздно было брать обратно сказанное слово, ибо за ним сразу же последовал естественный вопрос:
— Где это у вас?
Что можно было на это ответить? «У нас на Луне»? Или «У нас на Марсе»? Конечно, ничего не оставалось, как сказать:
— У нас в Финляндии.
— В какой Финляндии?
— В той самой Финляндии, с которой вы воевали.
— Ах, вот оно что…
И его налитое здоровьем и загаром лицо сразу как бы застыло в неподвижности, утеряв свое благодушие. Мягкие до того губы подтянулись и затвердели. Но он был, к счастью, не тот Иван, ибо обратил ко мне черные глаза, а не серо-голубые. И волосы у него тоже были черные, хотя и скопились от возраста больше на затылке, освободив верхнюю часть лба для загара.
Установив это, я достал бумажник и протянул ему свой временный русский паспорт и справку от их Министерства внутренних дел, поясняя попутно:
— Я приехал оттуда к вам, чтобы познакомиться с жизнью России. Кое-что я уже повидал: колхозы и стройки разные. На канале недавно был и теперь вот сюда пришел, чтобы санаторий увидеть, как там и что.
Приняв от меня документы, он остановился, чтобы удобнее было их просмотреть. И когда он прочел справку от Министерства внутренних дел, хмурое недоверие сошло с его лица. Он даже улыбнулся, возвращая мне бумаги, и сказал вполне приветливо:
— Итак, чем могу служить?
Сказав это, он двинулся дальше по дороге вниз. Мне, правда, не хотелось далеко удаляться от ворот моей женщины. Но пришлось пойти с ним рядом и даже задать еще кое-какие вопросы до того, как заговорить о главном. Для начала я спросил:
— Как там внутри жизнь проходит?