Пришлось заняться проверкой. И тут же выяснилось, что у левой туфли подметка тоже успела протереться насквозь. Вспомнив еще раз с сожалением о туфлях на толстых каучуковых подошвах, оставленных в Ленинграде, я вздохнул и снова направился в поселок. Там я купил в промтоварном магазине парусиновые туфли сорок первого размера и пару бумажных носков. Затратиться на кожаные туфли я не рискнул. Кто знает, какие расходы мне еще предстояли до моего возвращения в Ленинград. А бумажник мой и без того изрядно похудел.
С покупками в руках я вышел к берегу моря и остановился там, где в него впадала река. Это было пустынное место, если не считать ватаги мальчуганов, купавшихся неподалеку. Они забавлялись ныряньем в набегавшие волны. Эти волны, приближаясь к берегу, усеянному обточенной, круглой галькой, становились выше ростом и тоньше, а на их гребнях появлялась белая пена. Перед тем как обрушиться на береговую гальку, их пенистые гребни перегибались в дугу, и тогда на какую-то малую долю секунды из волны получался длинный, сверкающий изумрудом тоннель. Ребятишки с веселыми криками пронизывали стенки этого прозрачного тоннеля своими быстрыми коричневыми телами, и в следующий миг их загорелые головы появлялись на гребне новой большой волны, похожие издали на пригоршню пробок, брошенную туда чьей-то озорной рукой.
Там, где река напирала на море, сила его волн замирала далеко от берега. Пользуясь этим, я выстирал в желтой бурливой воде реки носовой платок и старые носки, а потом еще и майку, и рубашку, и даже галстук. И пока все это сушилось, разложенное на гальке, я выкупался сам и заодно прополоскал трусы. Но об этом я не буду рассказывать вам, финские люди, когда вернусь в свою родную Суоми. Не обязательно вам знать, как ваш незадачливый сородич приводил себя в порядок перед свиданием с женщиной, а русские дети кричали ему:
— Эй, дяденька! Может, и мои штаны постираешь? Дяденька, а почем в этой прачечной за стирку берут?
Не слишком интересно было бы вам также знать, как этот дяденька разыскал на берегу обломок фанеры и притиснул на нем своим телом ту часть брюк, где полагалось быть складке. Это заняло у него гораздо больше времени, чем стирка. Мальчики, накупавшись досыта, ушли вдоль берега через мужские и женские пляжи к пристани, а он все лежал на своих брюках, придавливая их то спиной, то животом. По насыпи и железнодорожному мосту время от времени проходили люди, а он все лежал. Прошли два товарных поезда и три пассажирских, а он все лежал, обжигая кожу солнцем. Нет никакой надобности вам знать о таких скучных вещах.
Довольно сказать, что, когда я опять появился в поселке, вид у меня был вполне приличный. Воротник рубашки и галстук пришлось, правда, разглаживать руками, но кто бы мог об этом догадаться? Выстиранные носки я спрятал в карман, а старые туфли занес в сапожную мастерскую. Я надеялся, что мне их как-нибудь починят. Все-таки это были когда-то хорошие кожаные туфли, изготовленные фабрикой «Скороход». Однако приемщик, просунув кулак сквозь то место, где у туфли полагается быть стельке и подошве, поднял на меня такой удивленный взгляд, что я поспешил сказать:
— Нет, нет. Это я так. На обрезки, может быть, вам пригодится.
Тогда он сказал:
— А-а.
И кинул мои туфли в какой-то дальний угол на груду сапожного хлама.
Я подождал немного. Я думал, что он догадается предложить мне за них ну… хотя бы рублей десять или даже пять. Все-таки это была кожа. Верхи были еще совсем целые. Стоило их только слегка перетянуть, и они опять годились бы в дело. Попадись они в цепкие руки Арви Сайтури, он обязательно сделал бы из них новые туфли. Поэтому я подождал немного. Однако приемщик уже занялся другими посетителями и на меня больше не взглянул.
Ну, что ж. У меня по крайней мере опять освободились руки. Из сапожной мастерской я пошел в парикмахерскую и там попросил девушку постричь меня и побрить, что она и сделала очень быстро и умело, как не сделал бы иной мужчина. В парикмахерской я оставил пять рублей, зато вышел оттуда помолодевшим и пахнущим одеколоном. Проходя мимо киоска с пирожками, я купил четыре штуки и, отойдя в сторону, съел их. Потом у другого киоска выпил стакан воды с сиропом. После этого я стал выбираться на дорогу, огибавшую полукругом нижний поселок, и тут кинул взгляд на стоянку автобусов. А на этой стоянке среди двух больших автобусов, помеченных номерами, стоял один поменьше с надписью «Крутая горка».
Я остановился. Это стоило того, чтобы постоять немного и сообразить кое-что. Ведь автобус был оттуда. Три человека уже сидели в нем: две женщины, одетые во что-то яркое, цветастое, и один мужчина в полосатой пижаме. Я всмотрелся в лица женщин. Нет, это были незнакомые мне женщины. Волосы у них были светлее и не так строго уложены, как у моей.