Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

— В конце концов, зачем вам вуз? Другое дело, если вы хотите бросить свою работу и приобрести другую специальность, более ценную с вашей точки зрения. А если вы под учением подразумеваете просто расширение круга своих познаний, то для этого не обязательно поступать в вуз. Для этого достаточно побольше читать — и только. Специальность у вас есть. Хорошая специальность, которая вас кормит и, по-видимому, нравится вам. А просвещение достигается самостоятельной работой над книгой. Не думайте, что в вузе вам все уложит в голову кто-то. Самим придется приобретать. Без самостоятельной работы над собой вам и вуз не поможет. А при умении самостоятельно работать — на что вам вуз?

Леха опять внимательно выслушал все, что сказала девушка, но смотрел при этом только на ее отца. А когда она умолкла, он сказал:

— Умная у тебя дочка, Ефим Родионыч.

Тот принял гордый вид и, проведя ладонью по своей коротко остриженной широкой бороде, ответил:

— Еще бы! Чай, в отца пошла.

— А может, в мать. — Это сказала мать.

Но он возразил:

— Ну, где уж там! С простой догадливостью отстаешь. Давно бы, кажись, пора пирог подавать, а ты со своей сестричкой никак не наговоришься, будто год не виделись.

Хозяйка спохватилась и вышла на кухню. Сестра поспешила за ней. Вернувшись, они поставили на стол блюдо с пирогом, у которого начинкой служил рис, перемешанный с рублеными яйцами, и тарелку с ягодными ватрушками. Подвигая их к нам поближе, хозяйка сказала:

— Кушайте на здоровье. Со свежей земляникой они. Сама Лидушка насбирала утречком на Устюженских буграх. Там ее пропасть, земляники этой.

Хозяин разлил по рюмкам остатки наливки, сказав попутно жене:

— Вот и поубавили твоей наливки, слава богу. А ты беспокоилась: мол, зря пропадают запасы. Ан и пригодились.

Леха поднял свою рюмку и сказал хозяину:

— За девушек. За наших счастливых девушек, уходящих от нас в другую жизнь и забывающих там про нас.

Но девушка запротестовала:

— Неправда! Зачем так говорить? В какую другую жизнь? Чушь какая! Никуда мы от вас не уходим. В той же жизни остаемся. Во всяком случае, в нее же возвращаемся. И забывать тоже никого не собираемся, если человек сам не заслужит этого.

Леха выслушал ее, глядя на хозяина, затем кивнул, как бы одобряя что-то, и протянул свою рюмку навстречу другим рюмкам. Девушка смотрела на него, а он смотрел мимо девушки. Хотя была она хороша собой — высокая, стройная, светловолосая, и новое голубое платье красиво повторяло цвет ее глаз. Поставив опустевшую рюмку на стол, Леха принял из рук хозяйки тарелку с куском пирога и, принимаясь за него, сказал:

«Чичиков подвинулся к пресному пирогу с яйцом и, съевши тут же с небольшим половину, похвалил его».

И опять девушка взглянула на него по-новому. Я понял, что он произнес не свои слова. Я даже догадался, откуда он их взял. Это были слова их писателя Гоголя из поэмы «Мертвые души». Я тоже читал эту поэму, только не дочитал ее. Книга моя осталась раскрытой на той странице, где говорилось: «Эх, тройка! птица тройка…». Я тоже промчался по их России на некой тройке. И кучер этой тройки сидел теперь рядом со мной. Он сидел, занятый пирогом и чаем, а на него смотрела тонкая светловолосая девушка, для которой приспело время любить. На меня она не смотрела, а на него смотрела. На меня тут некому было с таким вниманием смотреть. Моя женщина была далеко и потому не могла мной полюбоваться, как ни мечтала об этом. Требовалась близость железной дороги, чтобы и ей тоже в самом скором времени представилась приятная возможность насмотреться на меня вдоволь. Но спросить о железной дороге я мог только у хозяина, да и то лишь тайком от Лехи. А пока что Леха сидел с ним рядом и говорил ему:

Что ж, привольно дочке лесника.
Жизнь легка, да вот одно обидно:
за опушкой лес да облака,
а другого ничего не видно.

И хотя он с этим стихом тоже обращался только к леснику, откликнулась опять-таки дочь. Она сказала:

— Это, кажется, Жаров? Ранний притом. Новые поэты так не напишут.

— А почему бы новым поэтам так не написать?

Это спросил у лесника Леха. И тот подхватил, обращаясь к дочери:

— Да, почему бы?

Дочь пояснила:

— А потому, что устарело такое представление о лесниковой дочке. Как так ничего не видно за опушкой? А я вот Ленинград увидела. А думаете, Москву отсюда не видно? Пожалуйста!

Она вскочила с места, подошла к полочке, на которой стоял радиоприемник, покрутила у него ручки, и через минуту комнату наполнили звуки музыки. Девушка прислушалась и сказала:

— Из «Князя Игоря» Бородина. Трансляция, должно быть, из Большого театра. Дневной спектакль.