Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

И этот серьезный юноша с певучим говором, снова жадно потянувшийся руками к земле, не был еще задет зловещим крылом той причины, которая все же витала и таилась где-то. Он еще не успел проникнуться недоверием и ожесточением к таким, как я, несущем в себе злую угрозу против его народа. И только потому я остался цел и мог продолжать свой путь к пристани.

28

Но я и на этот раз не дошел до пристани. Так у них тут все подстроено. Если к ним в лапы попался финн, они не дадут ему дойти до пристани, как бы он туда ни стремился, торопясь к своей женщине, которая изнывала в тоске по нем недалеко от Ленинграда. Они обязательно придумают на его пути препятствие. Запомните это на всякий случай вы, финские люди, и не торопитесь проникать в глубину России.

Склоны их коварных холмов увели меня куда-то в сторону от нужной дороги, и я оказался очень далеко от пристани. Я оказался вблизи другого сада, более обширного и более старого, нежели тот, который я миновал час назад. И в этом старом обширном саду мелькнуло среди зелени загорелое личико того мальчугана, с которым я перемигивался накануне вечером, стоя позади шахматного столика. Он был в синих трусиках и белой майке и что-то рассматривал на молодой яблоне, раздвигая руками ветки. Его тонкие сильные руки и ноги в соседстве с белым, синим и зеленым отливали золотом.

Ограды почему-то не было вокруг сада. И собаки тоже не было для охраны сада от вторжения таких опасных типов, как я. Поэтому я вторгся в сад. Минуя ряды плодовых деревьев и кустарников, я приблизился к мальчику, улыбнулся ему, как давнему знакомому, и сказал:

— Здравствуй, мальчик.

Он тоже улыбнулся мне, как давнему знакомому, и ответил весело, с певучими нотками в голосе:

— Здравствуйте.

Я потоптался немного на месте, любуясь гибкостью его движений. От одной яблони он перешел к другой, откуда снова улыбнулся мне, давая этим понять, что повернулся ко мне на время спиной не по причине невежливости. Я сделал вид, что не заметил никакой невежливости, занятый будто бы разглядыванием сада. И, продолжая всматриваться направо и налево в густоту зелени, снова приблизился к нему. Что-то было в нем для меня такое, к чему стоило присмотреться. Как-никак, не ему одному на свете приходилось изведывать горькую долю сиротства. Коснулась и меня в свое время схожая судьба. Как было не присмотреться и не сравнить? И, кроме того, у меня тоже мог быть в жизни такой же вежливый, такой же белозубый мальчик, с такими же светлыми волосами и золотистой кожей, если бы не разные невеселые обстоятельства. Я спросил его:

— Как у тебя дела?

Он ответил:

— Хорошо. Ни одно яблоко не упало с моих деревьев, как я и предсказывал. Вот что значит своевременная подкормка.

— Разве у тебя есть свои деревья?

— Есть. Восемь штук. Вот они стоят в два ряда, и только на трех еще нет яблок.

И верно: пять яблонь из восьми были облеплены яблоками, уже начавшими румяниться. Но кроме этих восьми яблонь в саду виднелись многие десятки других. Виднелись груши, сливы, вишни. А ягодным кустарникам не было числа. И сверх того, из разных концов этого обширного сада доносились голоса других людей. Они тоже, наверно, были тут к чему-то причастны. Я спросил мальчика:

— А остальными деревьями кто владеет? И кустами ягодными — кто?

В его серых глазах мелькнуло удивление, и он так взглянул на меня, словно засомневался в здравии моего рассудка. Но все же ответил, хотя явно не надеялся на мою способность понять:

— Мы же и владеем — колхозники.

Так он ответил, этот обойденный судьбой, одинокий сирота. Он сказал: «Мы владеем». Он тоже был владельцем этого сада и тоже был колхозником. А быть колхозником — значит быть в такой огромной семье, которую уже невозможно потерять, как я понял это из разговора с теми двумя стариками. Я спросил мальчика, кивая на его яблони:

— Значит, они тоже колхозные?

Он опять удивился:

— А как же!

— Так, так. Но если колхоз вздумает их продать или вырубить, ты не позволишь. Угадал я?

— Еще бы! Конечно, не дам.

— Но и сам ты с них яблоки себе не возьмешь. Верно?

— А на что они мне одному-то? Давиться ими? Другие-то хоть похвалят, когда полакомятся, садовнику оценку дадут. А сам съел — какая кому от этого радость?

— Выходит, что тебе приятнее, когда вместо тебя другие съедают твои яблоки?

— А то нет? Или у вас не так?

— Нет… Так… Верно. Очень правильно ты сказал.

Да, теперь мне стало понятно, зачем их растили и воспитывали вместе, не распределяя по родственникам. Тут знали, что делали. Этому их учить не приходилось. Но ведь мог быть и у меня такой же мальчик. Почему бы нет? И разве я пожелал бы видеть его беднее сердцем? Только смог ли бы он у меня найти применение богатым качествам своего сердца? Немудреная штука — приобрести яблони, назначенные быть радостью для других. Но где их растить? Пустяковая вещь — земля. Но если ее у тебя нет, — что толку в щедром сердце? Где множить все то, чем ты собрался одарять своих ближних, если у тебя нет земли?