Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

И пока она прибирала в задней комнате стол председателя, а пожилая женщина там же мыла пол, я сидел в первой комнате, поглядывая то на окно, то на дверь. На окно я поглядывал чаще, потому что оно было открыто. Я даже встал с места и, опираясь руками о подоконник, выглянул на деревенскую улицу. Окно было всего в полутора метрах от земли, и мимо окна по улице проходили туда и сюда люди. Пришлось отойти от окна и переключить свое внимание на дверь.

Делая вид, что рассматриваю на стенах плакаты, таблицы и планы колхозных работ, я постепенно продвигался все ближе к двери. И вот я уже стоял перед ней, и глаза мои нацелились на ручку, имеющую вид скобы. Осталось рвануть ее к себе и шагнуть за порог. Надо было только выбрать момент, когда девушка и женщина, занятые в другой комнате уборкой и разговором, не смотрели в мою сторону. Но, пока я выжидал такой момент, на крыльце заскрипели тяжелые шаги и в комнату, едва не толкнув меня дверью, вошел председатель. Он сказал:

— Ну что ж, пойдемте. Дело к ночи.

И я зашагал рядом с ним через всю деревню, прислушиваясь к поскрипыванию его правой ступни. В конце деревни он свернул в боковую улочку и по ней тоже прошел почти в самый конец. Перед одним из домиков он толкнул калитку и, пропустив меня вперед, спросил у женщины, чем-то занятой во дворе:

— Ребятки где?

Она ответила:

— В кино ушли. И мама с ними потащилась.

Он сказал:

— Ин ладно. Поужинаем без них. — И, обернувшись ко мне, спросил: — Как вы насчет перекусить? Не возражаете?

Вопрос был, конечно, лишний. Он, как видно, сам это понял и потому подвел меня прямо к рукомойнику, укрепленному на столбике посреди двора. Здесь же была закреплена мыльница и висело полотенце. Вымыв руки раньше меня, он подошел к хозяйке и спросил вполголоса:

— Как там у нас в чуланчике, осталось еще маленько?

Она ответила:

— Есть еще.

Он сказал:

— Подашь.

— Ладно.

— И огурчиков с капустной приложишь ко всему.

— А щей не будете?

— И щи. Все будем.

Она вошла в дом, а он постоял на крыльце, поджидая меня. Я вытер полотенцем руки и оглядел двор. Из него было два выхода: на улицу и на огороды. Все остальное замыкалось постройками. Но никаких препятствий на пути к тем и другим воротам как будто не предвиделось. Двор выглядел пустым и спокойным. Последние куры, присмиревшие к вечеру, уходили под навес. Поросята хрюкали, уже запертые где-то. По соседству с ними мычал теленок, наверно разлученный с матерью. Собаки на дворе не было. И на других ближних дворах тоже не было слышно собачьего лая. У них в деревнях мало собак, насколько я это заметил. Причина понятна, и ты, Юсси, сразу бы ее разгадал. Где нечего оберегать, на что там собаки?

Я надеялся, что хозяин тоже войдет в дом вслед за хозяйкой, но он продолжал стоять на крыльце, нацелив на меня свои глазные углубления, которые опять показались мне полными суровости в наступающих сумерках. Прикинув на глаз расстояние до тех и других ворот, я повесил на деревянный гвоздик полотенце и тоже поднялся на крыльцо. Хозяин провел меня в дом и усадил в задней комнате за стол, накрытый светлой узорчатой клеенкой. Хозяйка поставила перед нами в плоской корзиночке нарезанный крупными кусками черный хлеб и неполную бутылку «Московской» водки с двумя маленькими стаканчиками. Хозяин без промедления наполнил из бутылки оба стаканчика и спросил меня:

— Пьете?

Я пожал плечами. Этот вопрос тоже вряд ли нуждался в ответе. Кто на свете не пьет? Христос — и тот не упускал случая промочить горло. А когда ему однажды недостало вина, он умудрился обойтись обыкновенной водой и такое с ней сотворил, что потом вся Кана Галилейская лежала вповалку. Почему не выпить, если тебе протянули стаканчик? Дураком надо быть, чтобы отказаться от даровой выпивки.

Тем временем хозяйка поставила на стол в глубокой тарелке соленые огурцы, а в глиняной чашке — квашеную капусту с примесью клюквы. Капуста блестела, политая маслом. К этому она добавила нарезанную ломтиками копченую свинину, а нас вооружила ножами, вилками, ложками и мелкими тарелками. Сделав это, она спросила:

— Щи подавать?

Но он сказал:

— Погодя.

Когда она вышла в переднюю комнату, где стояла печь, он поднял свой стаканчик и посмотрел на меня очень серьезно из той глубины, куда были упрятаны его глаза. Я тоже поднял свой стаканчик и принял его взгляд. Не знаю, как выглядели мои глаза, но думаю, что и в них тоже не было смеха. Он потянулся своим стаканчиком ко мне. Я потянулся своим стаканчиком к нему. Он тронул мой стаканчик своим стаканчиком и сказал:

— За успех вашей благородной миссии!

— Какой миссии?

— А вот за это ваше стремление ознакомиться жизнью советских людей для укрепления доверия и дружбы между нашими народами. Очень хорошее начинание. За успех пью.

— А-а… Да, да!